Майне либе Лизхен - Марина Порошина

Когда в десять вечера в дверь позвонили, все удивились. К обитателям дома гости так поздно не приходили. Кроме того, из-за давно пустующего первого этажа, откуда выехал зал игровых автоматов и где окна были кое-как заделаны фанерой, все опасались бомжей и пьяных, которые время от времени умудрялись пробираться на второй этаж, хотя там и стояла железная дверь с кодовым замком. Среди вдруг наступившего настороженного молчания Левушка отправился открывать и вернулся в сопровождении той самой дамы, которая приходила несколько дней назад на собрание.

Елена Жданова, похоже, не ожидала встретить в квартире Вороновой всех жильцов разом. Она специально пришла так поздно, в одиннадцатом часу, чтоб уж наверняка застать дома капризную старуху, а заодно и внука, студента Канторовича Льва Марковича. Но отступать было поздно, поэтому Елена решила все же поговорить с Вороновой, которая на телефонные звонки не отвечала и дверь не открывала, а время шло, и Дмитрий ее торопил. Поскольку за стол ее не пригласили – хозяйка промолчала, а гости не рискнули распорядиться, – Елена попросила:

– Елизавета Владимировна, мы могли бы где-то поговорить, буквально несколько минут? – И, предупреждая отказ, добавила: – Я заходила к вам несколько раз, но днем вас не было дома.

– Ну что ж, – неохотно уступила Воронова, и губы поджала – вредная старуха. – Давайте поговорим. Лучше прямо здесь, мы же все заинтересованные лица, так что какие могут быть секреты?

Говорить при всех было неудобно – и незваная гостья, и хозяйка это прекрасно понимали. Но Елену трудно было сбить с толку. Хотите воевать – пожалуйста, ей не привыкать.

– Отлично, давайте здесь, – согласилась она и села на стул, стоявший поодаль от стола. – Елизавета Владимировна, все ваши соседи согласны на переезд… Во всяком случае, мы вместе с ними подбираем варианты. Время нас поджимает. Вам тоже пора посмотреть квартиры, я составила для вас список. Выберите, с чего хотите начать, и я отвезу вас туда в любое удобное для вас время. Вот список…

Пока Елена доставала из сумки папку с бумагами, Ба стояла, так и не присев, напротив нее и в упор рассматривала.

– Зачем вы врете? – неожиданно спросила она.

– Я? – растерялась Елена, которая на сей раз врать еще и не начинала. – Почему – вру?

– Так ведь нет никакой дороги по генеральному плану, – Ба говорила спокойно и очень вежливо. – И дом наш сносить, стало быть, городские власти не собираются. Это вы зачем-то придумали. И вы сами вовсе не из администрации, а из агентства. Вам поручили скупить наши квартиры. И вы подсовываете нам всякую дрянь: Алексей Николаевич и Герман Иванович нам только что рассказывали. А я и смотреть не буду никакие квартиры. Я хочу жить в этом доме. Мы все хотим жить в этом доме.

– Да! – непоследовательно вставила Галина. – Отказываемся мы!

Герман Иванович и Пустовалов промолчали, но подошли поближе к Ба и встали рядом, напротив сидящей Елены. Она почувствовала себя неловко под их неприязненными взглядами и еще больше разозлилась на старуху. Но давать волю чувствам было нельзя. Ей не за это деньги платят, причем немаленькие.

– Вы напрасно так, Елизавета Владимировна, – мягко начала она, памятуя наставления старика Карнеги, который говорил, что нет для человека звуков приятнее, чем звуки его собственного имени, поэтому, если хотите расположить к себе собеседника – почаще обращайтесь к нему по имени. – На самом деле нет никакой разницы…

– Это для вас нет! – отрезала Ба. – А для нас… Для меня – это вопрос жизни и смерти. Во всяком случае, что касается меня, то я умру в этом доме.

– Ну зачем же вы так говорите, Елизавета Владимировна? Не стоит, честное слово. – Елена улыбнулась, но улыбка вышла нехорошая. И не улыбка вовсе – усмешка.

К утру поднялся ветер. Он настырно завывал за окном, взметал вихри поземки, горстями швырял в стекло колючий снег. Ветка старой липы жалобно скреблась в стекло, как будто просилась в тепло. Ранние прохожие пробегали, подняв воротники и укутавшись шарфами. По свинцово-серому небу, в спешке налетая друг на друга, неслись рваные лохматые облака. Ба такие дни не любила, во всяком случае, зимой. Весной или летом ветреный день всегда наполнен ожиданием перемен, и непременно хороших. Летом небо было бы голубым, а облака – белыми, праздничными, похожими на разных зверей, за превращениями которых так интересно наблюдать. И можно открыть окно и вдохнуть запахи влажной пыли, травы, сирени… Ветер осенний нагоняет тоску и заставляет вспоминать обо всяких ненужных и неприятных вещах вроде старости и нездоровья. А зимой? Холодный зимний ветер, по мнению Ба, и вовсе мог обещать одни неприятности, и они не преминули случиться.

В девять она проводила Левушку в академию. На сей раз внук так подозрительно долго маялся под дверью, задавая глупые вопросы, бесконечно завязывая ботинки, отыскивая по карманам перчатки, так и сяк наматывая длинный шарф, что Ба уже собиралась выставить его за двери… как вдруг хлопнула дверь в коридоре, и Левушка пулей вылетел из прихожей, даже забыв традиционно чмокнуть Ба в щеку. Из подъезда – Ба подглядела – они вышли вместе с Женей, как бы случайно, конечно же. Смешно, ведь ехать-то им все равно в разные стороны.

Ба вернулась наконец к своему остывавшему кофе, экая гадость – нет, не надо было ей выходить в прихожую, придумала тоже провожание – зажгла сигарету и приготовилась во всеоружии встретить день, ничего хорошего не обещавший. Как говорится, предчувствия ее не обманули: в ту же секунду раздался заполошный звонок в дверь. Решив, что полчаса вертевшийся в прихожей Левушка забыл зачетку вместе с ключами, Ба поспешила открыть. На пороге стоял Герман Иванович. Он был взбешен, но как интеллигентный человек все же старался держать себя в руках. Ба была заинтригована, потому что за двадцать лет знакомства она не могла припомнить случая, чтобы Германа Ивановича так переполняли эмоции.

– Добрый день! – сухо поздоровался всегда любезный сосед, и это тоже было необычно. – Лев дома?

– Нет, а что случилось?

– Очень жаль. Я бы хотел лично. Поэтому и поспешил, как только Женечка ушла, ни к чему вмешивать ее в подобные, с позволения сказать, интриги, – вздернув подбородок, отчеканил Герман Иванович.

– Боже бой, да какие интриги?! О чем вы говорите, Герман Иванович, я никак не пойму? – изо всех сил стараясь сохранить серьезность, спросила Ба. Но, глядя на воинственного соседа, удержаться от смеха было нелегко. – Левушка ушел в академию… как и Женя. Проходите, пожалуйста, и расскажите наконец, что случилось.

Герман Иванович, поколебавшись, прошел мимо нее в комнату, и только тут Ба заметила, что в руке он держит некий завернутый в газету предмет – причем держит брезгливо, на отлете.

– Вот, извольте получить обратно ваш подарок! – Герман Иванович с принципиальным стуком шлепнул сверток посреди стола.

– А что это такое? – издали поинтересовалась Ба. – Помнится, на день рождения мы дарили вам бутылку коньяка и торт, но торт съели. Неужели это…