Мститель. Смерть карателям! - Валерий Шмаев

– Командир! Пленных четыре дня назад привели из Резекне, а там собирали из двух составов, из-под Ленинграда и из-под Харькова! – Понятно, что его пробило. Я про Харьков ему и Елагину рассказал. Вот его сейчас колбасит-то. Я, если честно, не помню, когда у нас харьковская операция началась, но здесь всё не так, немного по времени всё же отличается.

– Чего орёшь? Весь лагерь перебудишь. Сколько народу привели? И почему сюда, а не в 347-й шталаг в Резекне? Сколько вообще человек в лагере, выяснил?

– В Резекне уже некуда. Там всё битком. Последние несколько недель туда идут эшелоны из-под Ленинграда. Называют Мясной Бор и Любань. – Голос «Сержа» звенел от волнения. Периодически я рассказывал посвящённым в нашу историю трагедию Мясного Бора и Ленинграда, что помнил конечно же.

– «Батя» работу закончил? «Старшина»! Бери «Батю», Йону и троих из этих. – Я кивнул на прислушивающихся надсмотрщиков. – Вскрывайте склад, готовьте еду, остальных повесить, если не нужны. – Сказал я это специально, мигнув «Сержу». Сейчас он из них быстро информацию выдоит.

Так и получилось. Строй стоящих нестройной кучкой надзирателей рухнул в пыль двора, жалобно блея на разные голоса. Эти уроды не Елагин, о них можно ноги вытирать, а вот что интересно, один так и стоит, только молится и крестится. О как! Интересный подход к делу. Неужели по убеждению в надзиратели пошёл? Так он тоже в гражданской одежде, как и тот, которого «Фея» вторым завалила! Надо выяснить, что это за звери, может, петля для них за счастье?

Узнали всё мы очень быстро, лучше бы не узнавали. Как теперь жить с такими знаниями? А как живут вот эти, которые у нас в ногах валяются? Действительно звери, зверей просто некуда. Зверями таких называть, зверушкам смертельное оскорбление нанести. Девять штук их, из общего числа лагерных надзирателей. «Старшину» аж трясёт от такой информации, «Серж» белый весь.

«Серж», Арье, «Гном» и Йона у нас без масок. Мы же собирались делать «Сержу» рекламу? Вот с дома начали, здесь продолжим, будет у меня суровым, но справедливым советским командиром в окружении злобных евреев отморозков. «Серж» у нас в чёрной перчатке на левой руке, упёр обе перчатки у одного из гестаповцев в доме.

Ранение в голову мы с Елагиным озвучивать не стали. Перебор. Здесь это не нужно, не думаю, что кто-то из пленных доберётся до линии фронта и попадёт в НКВД, но предосторожность не лишняя. Скорее к немцам попадут, так что на всякий случай сделали, мало ли кто их будет спрашивать и что они напоют на допросах.

Я у пулемёта опять один. «Гном», Арье, «Старшина» и «Серж» пошли в барак к старым пленным, их отдельно держат, искать знакомых и тех, кто мне нужен для моих дальнейших задумок. Весёленькие дела здесь творились, обхохочешься.

Гражданская одежда это что-то вроде отличительного знака – задумка самого коменданта. Для того чтобы её получить, надо придумать какое-то зверство и в результате стать старшим надзирателем. За год такое удалось сделать девятерым. Пересказывать не берусь, но впечатлены все. Зверские кастрации и затравленные овчарками люди в качестве наказания за малейшую провинность – это самое простое, что нам пришлось выслушать.

Я тоже сейчас всем устрою кастинг, по результатам которого отберу отдельную команду исполнителей. Не самому же мне Ранке на кол сажать? Никому из моих бойцов доверить этого нельзя, крышей съедут, а мне они дороги как память о времени, когда я ещё был человеком. Ну да, придётся и мне зверем становиться, без этого никак не получится сделать то, что я планирую сделать за год.

Вот из бывших пленных могут найтись. Любому человеку в таких условиях месячишко посидеть, и палач готов к чему угодно или надзиратель, это от внутреннего стержня человека зависит. Послушать то, что нам пришлось выслушать, и сам пойдёшь топором направо и налево размахивать, а мы только выслушали сбивчивые признания испуганной кучки надзирателей, а не отсидели здесь, под их властью почти год.

Именно так, увидев первые зверства на этой войне и размахивая штыком от СВТ, я поступил в Сарье. Теперь всё по-другому, теперь мне только командовать командой палачей, больше просто некому.

Комендант лагеря такой затейник, оказывается. Пленных, которые пришли три дня назад, в количестве четырёхсот восьмидесяти человек, он приказал не кормить. Пришли в буквальном смысле этого слова. Это те, кто выдержал пешую прогулку из Резекне, а это больше девяноста километров. Выходило из лагеря их более восьмисот человек, дошли менее пятисот. Так и сидят четверо суток некормленные. В Резекне их привезли из-под Ленинграда. Из знаменитой долины смерти, что в Мясном Бору. То есть эти люди и так последние месяцы хрен без соли доедали, а теперь их здесь голодом убивают.

Вот я сижу и думаю, что мне такого сотворить, чтобы упырям надолго запомнилось. Эти девять надзирателей, одетых в гражданскую одежду, уже восемь, но это не существенно, обязательно подсядут у нас на кол, с комендантом, разумеется.

Боров, которого я взял живым, тоже своей смертью не помрёт. Этот умелец – проводник самой злобной собаки в лагере. «Белка» как услышал от «Старшины», кого я живым взял, в лице переменился. В прошлом году его друга охранники собаками затравили. Сидит небось в броневике и планы мести вынашивает, но это он зря. Посмотреть он, конечно, посмотрит, а зверствовать я ему не позволю. Я, пожалуй, надзирателей напрягу, пусть трудятся, легкую смерть вымаливая.

Да. Так я и сделаю. Всё равно пяток из них надо живыми оставить, должен же кто-то немцам про «Сержа» рассказать. Слова Елагина надо подтверждать, вот они и подтвердят. Просто в достаточно своеобразном состоянии, не оставлять же их живыми, а то опять в надзиратели подадутся. В таком виде, в каком я их оставлю, их будет проще пристрелить, чем вылечить. Не будут же немцы с ними заморачиваться? У них методы лечения более продвинутые. Европа всё же. Цивилизация. Понимать надо разницу.

Начальнику штаба 284 охранной дивизии подполковнику Генриху Штайнеру.

Рапорт.

Докладываю Вам, что 20 мая 1942 года диверсионной группой «Второго» было совершено нападение на дулаг номер 107. Охрана дулага, в составе первого взвода второй роты 268 латвийского батальона «шума» и отделения первого взвода второй роты второго батальона 9 полицейского полка 284 охранной дивизии, уничтожена с особой жестокостью. Кроме того, уничтожены двадцать два надзирателя из числа бывших военнопленных Красной Армии, осуществлявших контроль внутреннего порядка дулага.

Комендант дулага 107 гауптштурмфюрер SS Херман Кёниг, инструктор-собаковод фельдфебель Вернер Краузе и восемь старших надзирателей дулага, из числа бывших военнопленных, посажены на сосновые колья и на момент нахождения их сотрудниками вспомогательной полиции были живы и находились в полном сознании. Три военнослужащих 9 полицейского полка и три надзирателя повешены. Перед повешением все они были жестоко избиты. Все остальные военнослужащие, сотрудники полицейского батальона «шума» и надзиратели сожжены живыми в помещении казармы.

Все без исключения строения лагеря были подожжены и уничтожены огнём. Уничтожены четыре служебно-разыскные собаки и угнаны три грузовика «Опель-Блиц», одна легковая машина и шесть мотоциклов. Кроме того, на деревьях вдоль дороги к лагерю были повешены двенадцать надзирателей из числа военнопленных. Шестеро из них были повешены за ноги и подавали признаки жизни. Допрошенные позднее, они показали, что нападение было совершено группой бандитов под командованием старшего лейтенанта НКВД Васильева, именно так к последнему обращались участники группы. Так же к вышеупомянутому старшему лейтенанту НКВД подчинённые обращались по позывному «Второй».