Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский - Юлия Андреева

Именно поэтому Разумовский и не особо таился в этот раз. То есть, разумеется, имен не называл и своей связью с государыней не козырял. Не первый день при дворе, там, коли человек суесловный язык свой за зубами держать не способен, враз лишнее урежут, как Лопухиной урезали, как… Почему Наталье Федоровне отрезали язык? Могли бы просто высечь и выслать с глаз долой. Но почему-то именно отрезали. Экзекуция проходила напротив здания Двенадцати коллегий, и Алексей Григорьевич был вынужден присутствовать, хотя никогда не испытывал душевного влечения к созерцанию казней. Не то что великий князь, вот этого хлебом не корми, дай только на мучения человеческие поглядеть, не только человеческие. Разумовский и сам не раз видел, как цесаревич то ни в чем не повинную собаку сечет кнутом, то мышей вешает. Самого в детстве пороли как сидорову козу, вот теперь и злобствует. Неприятный молодой человек. Нехорошо на такого престол оставлять, а вот родит Елизавета ребенка. Стоп. Он ведь как раз так и поставил вопрос. Спросил:

– Помнишь, любезный, приезжал я к тебе несколько дней назад?

Колдун в пояс поклонился, старый, а спина на диво гнется.

– А припоминаешь ли ту особу, что к тебе недавно приезжала? О наследнике вопрошала?

– Помню, батюшка. В лисьей шапке. Как не припомнить, – колдун совсем низко склонился, бороденкой пол подметает, голова на уровне его, Разумовского, сапог дорожных, голос еле слышен. – В лисьей шапке, красивая.

– Хочу знать, будет ли у этой барыни ребенок? – сказал и сел на лавку, где в прошлый раз государыня восседала. – Тащи зеркало.

– Так луна же нонче помирать изволит, нельзя зерцало беспокоить, мало ли какая нечисть из него полезет. И не проси.

– Как так нельзя?! Да я к тебе, дураку, из самой столицы прискакал, а ты говоришь, нельзя?!

– Прости великодушно, никак нельзя. Беду накличем, не на себя, так на ту барыньку, о которой вопрошаешь. Могу без зеркала, дыму вопрос задам, он полетит, с ветром погутарит. Все выяснит.

– Ну, дым так дым, – Разумовский только плечами повел, его-то какое дело, каким образом Леший правду у грядущего вызнает.

Колдун поставил перед гостем черную свечу. Аккуратно срезал со стены пучок пушистого ковыля. Поджег ковыль над пламенем, но когда огонь начал осваиваться на веточке, тут же затушил его.

– Спрашивай, – колдун сунул к самому носу Алексея Григорьевича дымящий пучок.

– Будет ли у дамы, что к тебе приезжала, ребенок? – выдавил из себя Разумовский. Дым щипал глаза, но Алексей Григорьевич изо всех сил старался держаться, как будто бы всем доволен. На самом деле ему вдруг сделалось тошно и тоскливо, по спине поползли холодные мурашки, наверняка простыл в проклятой карете. Глаза болели и слезились. Обер-егермейстер отер выступивший на лбу пот, и тут неожиданно дым сделался плотнее и словно бы обрел некие очертания. На долю секунды ему даже показалось, что дым стал похож на прозрачный человеческий силуэт, впрочем, чего только не покажется после бессонной ночи. Призрачный человек постоял секунду перед вопрошателями и сиганул в окно.

– Будет ребенок, и не один, – задыхаясь и выпуская изо рта клубы дыма, каким-то не своим, глухим голосом пробасил Леший.

– Будет ли он править? Видишь ли на нем корону? – забыв о субординации, надсадно заорал Разумовский. На самом деле больше всего на свете в этот момент ему хотелось сбежать от ужасного колдуна, но он снова сдержался, приказав себе дотерпеть до конца.

– Будет, – давился дымом старик. – Вижу корону и мантию горностаевую тоже вижу. Пожалей, господин хороший, не можно больше спрашивать. Воды дай. Воды. Горю, по-ги-баю…

Разумовский вскочил и, метнувшись к сеням, набрал ковшик воды из кадки, не выдержал, сначала отпил сам, а затем подал задыхающемуся старику. Горница была уже вся в дыму, схватив колдуна поперек туловища, Алексей Григорьевич подтащил его к дверям, которые вдруг распахнулись перед ними. Охрана заметила, что из окон повалил дым, и прибежала на помощь.

Вот так, значится, съездил, выполнил приказ. Хорошо еще, что Лизанька не соблазнилась гаданием. С ее-то чувствительностью могла бы и не пережить. В последний момент Разумовский вспомнил о награде для старика и сунул последнему два кошелька за два вопроса.

Отчего же теперь, после того как воля государыни была исполнена, и он возвращался с добрыми вестями, что-то упорно не давало ему покоя? Что он сделал не так? В чем оплошал? Проезжая мимо Сытного рынка, он вдруг приметил знакомых: в белой подаренной государыней шубе герцогиня Иоганна шла под руку с Фредерикой, на голове которой красовалась приметная лисья шапка. За ними важно шествовал Бецкой. Ни дать ни взять доволен собой и счастлив. Выгуливает будущую великую княгиню и ее матушку. И тут Разумовский все понял. В тот день, когда они с Елизаветой посетили колдуна, на ней был темный дорожный капр и никакой лисьей шапки. Да и время-то было какое – конец осени, раскисшая земля, лужи под ногами. С чего бы государыне в такую погоду, да еще и в теплой карете с печкой, в меха рядиться? А вот Бецкой получил приказ Ушакова сопроводить Фредерику совсем недавно, стало быть…

«А припоминаешь ли ту особу, что к тебе недавно приезжала? О наследнике вопрошала?»

А о чем должна была вопрошать Лешего Фредерика? О наследнике и только о нем.

«Помню, батюшка. В лисьей шапке. Как не припомнить».

– Вот дурак! Дураком был, дураком помру! – С досады Разумовский ударил себя по лбу. – Все напрасно. В лисьей шапке. Приезжала недавно.

Получается, что пока он медлил, скорый на ногу Бецкой уже отвез своих дам к колдуну, и тот дал Фредерике положительный ответ. Немке выпало родить наследника престола. Не Елизавете, а этой девчонке Фредерике. Колдун как описал вопрошающую его о наследнике даму? В лисьей шапке, красивая. Государыня по нескольку раз на дню меняет наряды, все не упомнишь. Кроме того, Разумовский никогда особенно не приглядывался к принцессе, четырнадцать лет, ему бы и в голову не пришло называть ее барыней, тем более красивой. А колдун, что колдун, отчего бы Лешему ее барынькой не назвать? Для него кто платит – тот и барин.

Определенно, гадание не получилось, следовало возвращаться и все начинать сначала. Но на этот подвиг сил уже не было, и Алексей Григорьевич решил сперва доложиться о своей оплошке Елизавете Петровне, а уж затем, отдохнув и собравшись с силами, двинуться в обратный путь.

– ЧТО ЖЕ, НЕ могу назвать твою поездку совсем уж бесполезной, Бецкой уже доложился Ушакову, а теперь ты подтвердил сказанное. Как говорится, семь раз отмерь, один отрежь. Фредерика родит наследника – на одну проблему меньше. – Вопреки стараниям фаворита, с государыней ему удалось встретиться только на следующий день, так как она была занята на Совете. Ему же поручили срочно явиться в крепость для встречи с Ушаковым.