Танго sforzando - Евгения Кретова

Девушка смотрела на нее словно на музейный экспонат:

— А ты? Ты же Мите жена, в офицерской общаге жить не собираешься?

Марго фыркнула:

— Мой Митька в Питере остается. Его в Академии оставят, так что за меня не волнуйся…

— Даже в мыслях не было, — Егор аккуратно положил полотенце на стол, скрестил руки на груди.

Маргарита хмыкнула, схватив с блюда еще одно яблоко, демонстративно откусила от него и вышла в коридор.

В кухне повисло неловкое молчание. Закипал чайник, из-под кастрюли с картошкой поднимался ароматный пар. Стеша бросила под крышку головку лука и лавровый листик. Повернулась к Егору.

Она чувствовала, как окаменел каждый его мускул, каждая клеточка.

На скулах ходили желваки. Легко дотронулась до плеча:

— Эй, ты что? Я не слушаю ее.

— Такое сложно не услышать, — он повернулся к Стеше, привлек к себе за плечи, поцеловал в переносицу, прошептал: — Митька отказался от места в Академии.

Стеша отстранилась, глаза округлились:

— Как?

— Так. Он уступил место Денису Васильеву, отцу Ромки, — Егор положил горячую ладонь Стеше на затылок, прижался к прохладному лбу щекой. — Место в Академии одно. Васильева должны были распределить на Тихоокеанский, на Камчатку. А что такое Камчатка для их парня? — спросил тихо и сам ответил. — Это Ромке инвалидность в лучшем случае. Нельзя им сейчас во Флот. Парня поднимать надо. В Питере — врачи, реабилитация. Спецсадики. Родня, опять же, поможет.

Стеша поняла, что соображает туго:

— То есть Митя поедет служить на Камчатку?

Егор молча кивнул.

— А Марго ещё об этом не знает, выходит?

— Как видишь.

Стеша почувствовала беспокойство, нахмурилась:

— Ну, ему сказать надо. Это же серьёзно.

— Серьёзно, — подтвердил он и отстранился. — Только пусть они сами разберутся, ладно? Не говори ничего Марго.

Девушка положила ему голову на плечо. В висках шумело: «Мне кажется, ты будешь моей», «Ему нужна не жена, а оруженосец». В сердце затаился страх, прикрытый тонкой паутиной недоверия, отравленной сомнением. Что она сама хочет — вот что важно. Только это.

И как сейчас не хватает трезвого взгляда со стороны! Стеша впервые за эти дни с тоской подумала о подругах и о доме.

* * *

16 апреля, 10–15

Санкт-Петербург

Горан холодно наблюдал за происходящим в квартире старухи.

В начале та долго пила чай — мужчина даже из своего укрытия ощущал приторно-терпкий травяной аромат, — потом смотрела в окно задумчиво.

Около десяти утра кто-то пришел: Горан видел, как встрепенулась старуха, как зажегся мутно-жёлтый плафон в холле размером со спичечный коробок. Напряженно выдохнул: брюнетка, протеже Зины. Или не протеже? Но ее появление в истории с Мушкой раздражало.

Горан присмотрелся.

Короткий разговор. Довольная Ираида засуетилась в гостиной, пытаясь передвинуть антикварное кресло к окну — мужчина видел, как мелькает ее спина, обтянутая полосатой блузкой. Чутье хищника подсказывало, нет — кричало, что происходит то, что не должно было произойти ни при каких обстоятельствах.

Бабка перестала быть одинокой и забытой родней обладательницей редкого сокровища.

У бабки появилась компаньонка.

И в следующее мгновение Горан увидел подтверждение самых страшных своих подозрений: на пороге, передвигая неудобную ношу, появилась уже знакомая мужчине брюнетка, с сумкой и раскладушкой.

— Черт, — в сердцах простонал он, чувствуя, как меняется расстановка сил на шахматной доске.

Лопата, молча наблюдавший за происходящим, виртуозно матюгнулся. Тяжелая ладонь легла на плечо серба:

— Не дрейфь. Твоя задача — взять Мушку, моя — обеспечить тебе доступ в антикварную конуру. Бабу надо убирать.

Горан брезгливо сбросил руку напарника с плеча, посмотрел снизу вверх:

— И что ты собираешься делать?

Лопата осклабился, пренебрежительно ухмыльнулся:

— Не твоя забота. Сиди и не свети.

Он вышел в кухню, долго говорил по телефону. Горан прислушивался, разбирая лишь отдельные фразы.

Через несколько минут Лопата вернулся в комнату, скулы обострились, плотно сомкнутые губы изгибались в усмешке, от которой кровь замедлялась течение в венах, в глазах — хищный голод.

— Не ссы, — процедил, хватаясь за куртку и натягивая ее на плечи, — пару дней, и драпанет эта девка к Зине под крылышко.

Горан не уверен был, что хочет знать подробности.

Он — вор. Мастер. Ему открываются замки и охранные системы, тонкие чувствительные пальцы, острый взгляд и удивительно тонкий слух. Он гордился своим профессионализмом.

Ни одного «мокрого» дела за всю биографию.

Ни одной стычки с полицией.

На него даже ни разу дело не заводили, даже как на подозреваемого. А ведь за плечами похищения из крупнейших музеев мира, из цепких лап частных коллекционеров. Даже один шейх поделился своими сокровищами… принудительно, понятное дело.

И вот теперь эта история с Мушкой.

Горан порывисто встал.

— Нет, это уже без меня, — протянул руку за курткой. В самом деле, он работает только с «чистыми» объектами.

Тяжелая липкая ладонь на запястье хуже наручника, вонь вчерашней колбасы в лицо, холодные светло-синие глаза:

— Даже не думай. Ты за это дело бабки получил? Вот и отрабатывай. Ты свою часть, я свою, — он широко оскалился: — Если, конечно, не хочешь, чтоб твою задницу нашли в холодной вонючей канаве…

Горан растерянно сел:

— Ты мне угрожаешь, сосунок?

Лопата передернул плечами, хмыкнул:

— Значит так, экспозицию я тебе объяснил. Не рыпайся. Сделаешь работу — и вали. Дорогу я расчищу… А нет, так и без тебя справлюсь, не велика птица.

Ираида Семеновна отдала комплект ключей, выделила Стеше комнату, плотно заставленную антиквариатом. Расчистила от рамок и шкатулок письменный стол, чтобы девушка могла работать, наотрез отказалась использовать раскладушку:

— Есть хорошая, крепкая еще софа. Зачем портить позвоночник на этих новомодных устройствах.

Стеша была благодарна.

Ираида, кажется, тоже.

Девушка, оставшись одна, притворила дверь в коридор, прошла к окну: квартира Ираиды выходила не на проспект, а на узкий и темный каменный колодец внутреннего дворика. Квадратики окон напротив. Тусклый оранжевый отблеск заходящего солнца.