Весенние игры в осенних садах - Юрий Винничук

– И ты выбрала для этого меня?

– Вас. Но для этого нам надлежит еще влюбиться друг в друга. Сейчас вы только хотите меня. Это обычный животный инстинкт. Но вы влюбитесь в меня, я верю в это. Смертельно.

Ее слова проникали в мое сознание без малейшего сопротивления, словно именно их я ждал всю свою жизнь, но боялся сознаться себе в этом. Я не должен ее слушать! Я вообще не должен с ней нянькаться. Вот заведу ее сейчас в темный скверик и трахну на скамье. Но это намерение было лишь мимолетной бравадой, которую она сразу же раскусила бы. Ей известно обо мне нечто такое, чего я еще и сам до конца не осознал. И она покорно войдет за мной в темный скверик, зная, что я ее не трахну. Именно ее.

– Ну что? – откликнулась она. – Теперь вы подбираете слова, чтобы пригласить меня к себе? Вам же надо чем-то компенсировать этот испорченный вечер?

Я молчал.

– Не притворяйтесь. Вы хотите именно этого. Но боитесь. Вы хотите меня, но не уверены, что хватит отваги взять.

Я посмотрел на нее и почувствовал, что и в самом деле могу влюбиться в эту ведьму с лукавыми насмешливыми глазами. Но не должен… У мужчин иногда также срабатывает интуиция, и она мне подсказывала: прежде чем пригласить Марьяну к себе домой, стоит позвонить Лидке.

– Я должен позвонить, – промямлил я.

– Ей?

– Она ждет.

Я подошел к автомату и набрал номер.

– Ах, пан Юрко, пан Юрцю!.. – закудахтала ее матушка. – Лидуся ждала вас до восьми, а потом уехала писать диплом к Нусе. У нее и ночевать останется, ведь это далеко, на Сихове. И телефона нет у них… А в воскресенье мы ждем вас на обед!

Я представил, как буду расхваливать ее суп, стараясь не сербнуть, и ощутил в животе спазмы.

Моя интуиция мне не изменила. Диплом! На Сихове! Все ясно. Не нужно быть Фейербахом, чтобы раскумекать: Лидка поехала ко мне домой. Где ключи лежат, ей известно, и, когда я приду, меня уже будет поджидать горячий ужин и не менее горячая Лидуня. Жизнь – это кайф. Я так и сказал:

– Жизнь – это кайф. Она уехала ко мне.

– Возможно, это именно то, что вам нужно, – злорадно хихикнула Марьяна.

Она знала, что она краля и никакая Лидка не сравнится с ней.

– Наверное, я ошиблась, – сказала она, – и вы не тот, за кого я вас принимала. Чао!

Я хотел ее остановить, спросить, когда увидимся, сказать что-нибудь такое… что-то приятное… о том, как она мне нравится… взять за руку… сказать: «Марьяна»… и еще раз: «Марьяна… Марьяна…»

У Марселя Пруста я вычитал, «если мы верим, что какое-то существо причастно к неизвестному нам миру и что его любовь нас туда ведет, то из множества условий, необходимых для зарождения любви, это условие является решающим, если оно имеется, то все остальное кажется второстепенным. Даже те женщины, которые судят о мужчине только по внешности, на самом деле видят в этой внешности ауру какого-то особенного мира. Вот почему они любят военных, пожарников; форма заставляет их быть снисходительными к внешности, и, целуя их, женщины думают, что под кирасой бьется необыкновенное сердце, дерзкое и нежное». Нечто подобное происходит и в отношении женщин к писателям, творчество которых является чем-то вроде гусарской формы, влекущей к себе и побуждающей думать, что писательское сердце переполнено эмоциями и горячее, как жар. Очевидно, Марьяна тоже ожидала, что я откликнусь на ее призыв, пойму ее, как никто, и хотя все, что она наговорила мне, походило на бред и нелепицу, оно почему-то не отпускало меня, и не было дня, чтобы я не вспоминал эту странную беседу. Мне хотелось снова ее видеть, я продолжал воспринимать все наговоренное ею за шутку или бредятину, которые не укладывались в моей голове ни в какую логическую схему, однако продолжали кружиться там сумасбродной каруселью.

Я поймал себя на том, что задерживаюсь на работе дольше обычного, а сердце мое вздрагивает от каждого телефонного звонка и я с надеждой прислушиваюсь к словам секретарши, которые она произносит в трубку, иной раз нарочно мозолю ей глаза, чтобы она, чего доброго, не подумала, что я уже ушел, ведь обычно я в редакции так долго не засиживаюсь.

Так прошла неделя. В пятницу я решил написать Марьяне письмо и уже даже вывел на бумаге «Дорогая Марьяна!», как она – ну, наконец-то! – позвонила мне на работу.

– Привет, это я!

На лбу у меня выступил пот, и я чуть не поперхнулся.

– О, Марьяна! Я не надеялся, что ты позвонишь.

Что за чушь я несу? Как это не надеялся? Да еще эта секретарша вылупилась, как жаба.

– Так вы не ждали моего звонка?

– Ждал… Но не думал, что ты позвонишь.

– Женщины часто преподносят сюрпризы.

– Ну так преподнеси еще один и назначь мне свидание.

– А когда вы освобождаетесь?

– Уже.

– Тогда встретимся в начале Чайковского.

Придя к условленному месту я увидел Марьяну в светлых джинсах и белой майке, под которой угадывались аппетитные грудки без лифчика. Вообще когда девушка надевает джинсы, то должна делать это с оглядкой, а как они смотрятся на ней сзади. Марьянина сиделка соблазнительно выпирала, натягивая ткань так, что казалось, она вот-вот лопнет. Марьяна насмешливо следила за моим испытующим взглядом, педантично скользящим по ее соблазнительным формам.

– Ну так что? Пойдем на Погулянку?

– Почему именно туда? – не врубился я.

– Прогуляемся. Хочу вам кое-что показать.

Тут мне вспомнилось, как она что-то бредово-кошмарное говорила про островок на Погулянке, где должно бы совершится наше самоубийство. Ну, что же, По гулянка так Погулянка – буду нести свой крест до конца.

– Ну и как, вы подумали над моими словами? – спросила она по пути таким тоном, словно речь шла о посещении театра.

– Я старался поменьше об этом думать, – соврал я, не считая нужным обнаруживать свои сокровенные мысли и признаваться в том, что попал под влияние ее разглагольствований.

– Вы испугались?

– Мне представляется все шуткой.

– Я не шутила, – сказала она строго.

Мы перешли Галицкую площадь, направляясь к трамваю.

– Зачем тебе это? – спросил я.

– Что именно?

– То, к чему ты меня подговаривала.

– Тому есть несколько причин. Однажды я поймала себя на мысли, что жизнь не так уж и интересна, чтобы тратить на нее столько времени. Кроме того, у меня нет никакого желания стареть, болеть…

– Кажется, тебе еще рано об этом задумываться. Ты юна и красива.

– Но разве юные и красивые не кончают самоубийством? Ежегодно больше сотни девушек в Украине уходят из жизни добровольно. А сколько таких во всем мире! Я подумала, что смерть может быть прекрасной, если ее спланировать и самим воплотить. Смотрели фильм «Майерлинг»?