Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин

– Это Арбат и его окрестности, второйПречистенский участок. Гувернантка выйдет из коляски вот здесь, у МалогоАфанасьевского, потом, как бы в нерешительности, помедлит и свернет сюда, на БольшойАфанасьевский, оттуда на Сивцев Вражек, потом…

Он еще довольно долго перечислял повороты,сверяясь по бумажке. Все внимательно слушали, хотя ее величество, судя побрезгливой складке у рта, больше думала о запахе пота, явственно исходившем отраспаренного обер-полицмейстера.

– Итого – я уже посчитал – она минует насвоем пути девятнадцать отрезков, на которых расположено двести тридцатьдомов. – Ласовский торжествующе оглянулся на государя и отчеканил. –И в каждом из этих домов будет находиться по моему человеку. В каждом! Именноэтим сейчас и занимаются мои помощники. То есть при всей видимой случайностимаршрута гувернантки она все время будет находиться в поле нашего зрения,однако же злодеям это будет невдомек, поскольку филеры, агенты и переодетыегородовые расположатся в обывательских домах и квартирах. Если она пройдет повсему пути, а к ней все еще никто не приблизится, она сделает второй заход,третий – сколько понадобится.

– Толково, не правда ли? –самодовольно осведомился Симеон Александрович, очень гордый своимполицмейстером.

– П-позвольте, полковник, – вдругподал голос Фандорин. – А вы уверены, что мадемуазель Деклик, никогдапрежде не бывавшая в Москве, не запутается в вашем мудреном маршруте?

Ласовский насупился:

– Я лично запрусь с ней в комнате изаставлю выучить наизусть все углы и повороты. У нас останется для этого целыйчас.

Фандорин, казалось, был удовлетворен ответом ини о чем больше не спрашивал.

– Нужно послать за склаважем, –вздохнув, сказал государь. – И да поможет нам Господь.

В половине пятого, когда бледная, с решительнозакушенной губой мадемуазель шла к экипажу, где ее ожидали два жандармскихофицера в штатском, в коридоре к ней подошел Фандорин. Я был рядом и слышалкаждое слово.

– От вас, сударыня, требуется толькоодно, – очень серьезно сказал он. – Не подвергать жизнь мальчикаугрозе. Будьте наблюдательны, это ваше единственное оружие. Я не знаю, чтоз-задумал Линд на этот раз, но руководствуйтесь собственным разумением, никогоне слушайте и никому не доверяйтесь. Для полиции важна не столько жизнь вашеговоспитанника, сколько избежание огласки. И еще… – Он посмотрел ей прямо вглаза и проговорил то самое, что недавно пытался, да не сумел сказать я. –Не вините себя в случившемся. Если б вы и не оставили малыша одного, вашеприсутствие все равно ничего бы не изменило. Лишь прибавило бы лишнюю жертву,потому что доктор Линд свидетелей не оставляет.

Мадемуазель быстро-быстро затрепетала ресницами,и мне показалось, что с них слетела слезинка.

– Merci, monsieur, merci. J'avais besoinde l'entendre.[17]

Она положила Фандорину руку на запястье –совершенно так же, как давеча мне – и еще пожала. Он же, префамильярно стиснувей локоть, кивнул и быстро пошел к себе с таким видом, будто очень куда-тоспешил.

От всех этих пожатий я окончательно пал духом.

[Забегая вперед – позднее станет ясно, почему– расскажу, чем закончилась операция московской полиции.

План полковника Ласовского был очень недурен инаверняка увенчался бы успехом, если б Линд исполнил условия предложенной им жевстречи. Но именно этого коварный доктор, увы, и не сделал.

Итак, гувернантка ехала в коляске на Арбат. Вруках у нее был бархатный ридикюль с бесценным сокровищем, рядом находились дважандарма: один напротив, другой на козлах.

Сразу за Крымским мостом, когда экипажповернул на какую-то улицу (если не ошибаюсь, она называлась Остоженкой)мадемуазель вдруг выпрямилась в полный рост, обернулась вслед проехавшейнавстречу карете и пронзительно закричала:

– Мика! Мика!

Офицеры тоже оглянулись и успели увидеть межколыхнувшихся занавесок заднего оконца синюю матросскую шапочку.

Разворачивать коляску – как и мне накануне –времени не было, но, к счастью, навстречу ехал извозчик.

Жандармы велели мадемуазель оставаться вэкипаже, а сами выкинули из пролетки ваньку и пустились в погоню за каретой,что увозила Михаила Георгиевича.

Догнать не смогли, потому что извозчичьемуконьку было не по силам тягаться с четверкой хороших лошадей, а тем временем кмадемуазель Деклик, потерянно метавшейся на сиденье, приблизился некий господинпри усах и бородке, учтиво приподнял фуражку горного ведомства и сказал набезупречном французском:

– Условие выполнено – вы видели принца. Атеперь пожалуйте взнос.

Что могла поделать мадемуазель? Тем более, чтонеподалеку прохаживались еще двое мужчин, по ее словам, куда менеегалантерейного вида, чем учтивый господин.

Она отдала ридикюль и, следуя указаниюФандорина, постаралась получше запомнить всех троих.

Ну, запомнила и впоследствии подробнейшимобразом описала. А много ль от этого толку? Судя по всему, недостатка в людяхдоктор Линд не испытывал.]

* * *

О провале задуманной обер-полицмейстеромоперации я узнал позже, ибо в тот вечер в Эрмитаже меня не было. Когдамадемуазель, так и не доехавшая до хитроумной арбатской ловушки, вернуласьобратно, я находился уже далеко от Нескучного сада.

После проводов гувернантки, вынужденнойучаствовать в рискованном предприятии из-за того, что я повел себя глупо и сзаданием не справился, безделье показалось мне особенно мучительным. Я ходилвзад-вперед по своей комнате и думал о том, какое чудовище Фандорин. Этогогуттаперчевого господина нельзя подпускать к девушкам и порядочным женщинам.Как бесстыдно вскружил он голову ее высочеству! Как ловко завоевал расположениемадемуазель Деклик! И, главное, зачем? Что этому лощеному, видавшему видыобольстителю скромная гувернантка – не красавица, не гранд-дама? Зачем былоговорить с ней таким бархатным голосом, да еще нежно жать локоток? О, этотсубъект просто так ничего не делает.

Тут-то моя мысль и повернула в совершеннонеожиданную сторону. Я вспомнил, как Симеон Александрович, знающий Фандорина попрежней жизни, назвал его «авантюристом наихудшего сорта», от которого можноожидать чего угодно. Такое же впечатление сложилось и у меня.

В моем мозгу одно за другим затеснились подозрения,и, чтобы разобраться, я попытался на манер того же Фандорина выстроить их поранжиру.