Ричард Длинные Руки - конунг - Гай Юлий Орловский

Леди Розамунда, как ждала нашего прихода, появилась точь-в-точь, пришла в сопровождении подруг, они же и свита, и, обворожительно улыбаясь мне и всему миру, опустилась в соседнее кресло.

Я учтиво поклонился.

– Леди Розамунда…

– Сэр Ричард, – ответила она.

«Ваша светлость» она опустила, для меня это мелочь, но чутким придворным говорит о многом, в частности то, что по имени ко мне обращаются только допущенные, так сказать, а допущенные обладают властью.

Мы синхронно опустились в кресла, именно опустились, а не сели, потому что когда человек садится, он может суетиться, щупать сиденье, устраиваться, двигая задом, что недопустимо для благородного человека, а благородный не делает ни одного лишнего движения, скуп в жестах, потому каждый из них на вес… в общем, чего-то да стоит.

И так же милостиво и лучезарно улыбнулись народу, тоже синхронно. Эта Розамунда в самом деле умеет себя держать. Будет ли такой новая королева турнира… Впрочем, неважно, у нее статус будет изначально занижен, а значит – и требования. И когда знают, что королева лишь до следующего турнира, то привлекать ее к участию в долгосрочных интригах не станут.

На поле герольд вопросительно взглянул в мою сторону. Я благосклонно отмахнулся, мол, я не буду давать старт каждому поединку, сам, все сам, я только зритель, и он обрадованно взмахнул клетчатым флагом.

Закованные в сталь всадники понеслись навстречу один другому, грохот, звон железа, копья в щепки. Один из поединщиков откинулся на круп и, как ни пытался удержаться, но сполз на бок и ударился о землю, где его трижды перекувыркнуло.

Расторопные оруженосцы мигом выскочили на арену. Рыцарь попытался встать, но его унесли, чтобы не задерживать другую пару и не давать остыть накалу соревнований.

Двое слуг, работая быстро-быстро широкими метлами, замели небольшое пятно крови, а герольд провозгласил:

– Третья чистая победа присуждается барону Лонгширскому!

Зрители орали, свистели, подпрыгивали, в воздухе реют дамские платки и шарфики.

– Барон Лонгширский, – пробормотал я, – хороший удар… Кто он? В боях не встречал…

Леди Розамунда весело прощебетала:

– Сэр Лиенер, барон Лонгширский, как настоящий рыцарь, избрал самую красивую дамой сердца, а умную – женой. Потому, как вы понимаете…

– На войну его не отпускает, – пробормотал я. – Понятно.

– Поделитесь, – попросила она. – Что вам понятно?

– В Сен-Мари уже позднее рыцарство, – объяснил я без веселья в голосе. – Люди считаются с реалиями. С романтикой еще не расстаются, но имущество бедным уже не раздают.

Она неуверенно усмехнулась, не зная, похвалил или обругал, да я и сам не знаю, что мне нравится и одновременно не нравится во взрослении всего рыцарского сословия.

– В состязание вступает граф Олдвудский!

Зрители бурно аплодировали, особенно девушки, их мордочки разрумянились, глазки блестят, граф в самом деле хорош, несмотря на свою мрачную фамилию, ладно сложен, с приятным лицом и постоянной доброжелательной улыбкой. Люди слабые и неуверенные в себе стараются выглядеть угрюмыми и грозными, а вот граф просто излучает дружелюбие и веселье.

Конь его украшен пышным султаном из крашеных перьев, попона красно-оранжевая, он красиво проскакал вдоль рядов зрителей, гордясь таким замечательным всадником.

Слева от леди Розамунды целый цветник девушек, скромниц поодиночке, очень смелых и уверенных вот так в куче, хихикающих, сплетничающих, размахивающих платочками, а самая дальняя от нас, скромно одетая молодая девушка, очаровательная лишь в силу своей юности, сидит тихая, как серая мышка, щечки рдеют от волнения, блестящие глазки то и дело прячет под длинными густыми ресницами, очаровательный вздернутый носик, пухлые губки…

Граф Олдвудский остановился перед нами, поприветствовал почтительно:

– Ваша светлость…

– Сэр Айсторн, – ответил я благосклонно.

Он галантно поклонился, распределив поклон точно посредине между мной и Розамундой, истолковать можно по-разному, конь сделал несколько осторожных шагов дальше, цветник девушек встретил его ликующим щебетом, глазки блестят, как у веселых домашних зверьков, мордочки хитрые и умильные.

Он миновал почти всех, его провожали сожалеющими взглядами, наконец он придержал коня.

– Леди Хорнегильда, – произнес он, – могу я просить вас о великой чести… повязать вашу ленту на мое копье?

Все зрители с обеих сторон трибун смотрели на серую мышку, у которой такой звучное и громкое имя. Она смешалась на мгновение, брови взлетели, ресницы затрепетали, в глазах промелькнуло беспомощное выражение, но тут же бодро вскинула подбородок, на щеках появились милые ямочки.

Сэр Айсторн галантно ждал, как и замершие зрители. Наконец она грациозно поднялась, в руках лента нежно-голубого цвета, граф медленно опустил копье. Тяжелое и грозное, словно из другого мира, оно аккуратно легло острым наконечником на покрытый яркой праздничной тканью край перил и застыло в ожидании.

Леди Хорнегильда, смущаясь и краснея под взглядами многочисленных зрителей, неуклюже повязывала ленту. Тонкие нежные пальчики вздрагивают и путаются, мешая один другому, украдкой бросила взгляд на веселое лицо сэра Айсторна, беспомощный румянец растекся шире и стал ярче.

Мне показалось, что завязывает узел нарочито медленно, пальцы трепещут, как крылья бабочки, концы ленты выскальзывают, за это время дважды поднимала взгляд на молодого рыцаря, щечки уже не алеют, а горят, как маков цвет, а он смотрит откровенно по-мужски, что ввергает ее в краску сильнее.

Наконец закончила трудную работу, едва заметно наклонила голову, он ответил поклоном более глубоким, а улыбка растеклась по лицу шире, чем половодье.

Зрители тоже довольно улыбаются, только некоторые юные леди несколько принужденно, великолепный рыцарь мог бы избрать более заметную красавицу.

Леди Хорнегильда вернулась на свое место и села с пунцовым лицом, особенно заметная на фоне бледных утонченных красавиц, на чью нежную кожу никогда не падали лучи грубого солнца.

Сэр Айсторн наконец тронул коня и двинулся вдоль рядов дальше, но некоторое время косил глаза, не отрывая взгляда от неистового румянца на щеках леди Хорнегильды, а она смотрела на него испуганно-беспомощно и в то же время не могла ни опустить взор, ни отвести в сторону.

Герольд провозгласил громко и торжественно:

– Лорд Свандем, граф Йоркера и Угансастла!

На северный край выехал всадник на крупном массивном коне, оба укрыты чешуйчатым панцирем, хотя коня можно бы и не защищать, просто лорд Свандем, как и сэр Растер, предпочитает чувствовать себя ближе к боевой обстановке.

Он опустил забрало, ему подали копье. Зрители замерли, всадники смотрят друг на друга в прорези шлемов, кони вскидывают головы, помощник герольда взмахнул флагом на длинном древке и поспешно отскочил за барьер.