От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - Александр Прасол

Правильное приветствие — пример для ребенка. Источник: NC

“В обхождении японцы всякого состояния чрезвычайно учтивы; вежливость, с каковой они обращаются между собой, показывает истинное просвещение сего народа” [Головнин, 1816]

Второй по распространенности болезнью того времени был туберкулез. Упоминания о том, что японцы им болеют, есть уже в первых литературных памятниках, но особенно широко эта болезнь распространилась в эпоху Токугава. Общественные бани, высокая плотность населения, плохие бытовые условия и нехватка белковой пищи вызывали высокую смертность в городах вообще и от этой болезни в частности.

Изучавший историю вопроса Тацукава Сёдзи в своей книге описывает получивший широкую известность случай. Незадолго до пожара 1657 года в знатном доме от “легочной болезни” умерла 19-летняя девушка. Семья заказала отпевание в буддийском храме Хоммё и в благодарность передала храму дорогое шелковое кимоно, принадлежавшее покойной (такие подарки были вполне обычным делом). После похорон один из служителей культа отнес кимоно в лавку и продал за хорошую цену. Красивое кимоно быстро купили, и скоро его новая владелица тоже умерла. Нарядное одеяние попало в третьи руки. Когда умерла и третья хозяйка, все стало ясно, и кимоно публично сожгли в том же храме Хоммё. Позднее распространились слухи, что именно с этого костра и начался крупнейший в японской истории Великий пожар годов Мэйрэки (Мэйрэки тайка), унесший более 100 тысяч жизней. Скорее всего, это легенда: первый из трех очагов Мэйрэки тайка действительно находился на территории храма Хоммё, но связь пожара с сожжением кимоно более чем сомнительна. А вот факт передачи возбудителя туберкулеза через злосчастное кимоно японские историки считают вполне вероятным.

Нестабильность семейных связей в эпоху Токугава прямо сказывалась на детях: их бросали и усыновляли (удочеряли) гораздо чаще, чем сегодня. “Лишних” младенцев обычно подбрасывали в храмы, а монахи подыскивали им приемных родителей. Поиски усыновителей и передача им детей стоили денег. Выручали пожертвования, которые получали храмы, а также специально выделяемые средства местной общины. Во второй половине периода Токугава к поискам приемных семей присоединились городские магистраты Эдо и Киото. Приемные семьи давали письменное обязательство, что будут воспитывать подкидышей как положено, а не сдадут их в платное услужение или “веселый квартал”.

Согласно традиции, активного усыновления ожидали от состоятельных семей, но его практиковали и в бедных домах. Для поощрения богоугодного дела приемным семьям выдавалось разовое денежное пособие. В конце XVIII века за усыновление семья получала три рё золотом, и некоторые не упускали случай смошенничать. Новорожденного подбрасывали в местный храм, а спустя некоторое время усыновляли, предварительно переехав на другое место и сменив имя. Закон эти хитрости, конечно, предусматривал, и родителей-мошенников строго наказывали, однако уследить за всеми было невозможно. Поэтому иногда кое-где лже-усыновление принимало массовый характер. В первой половине XIX века количество жителей населенных пунктов, которые формировались вокруг постоялых дворов на пяти главных трактах, регулярно фиксировалось в регистрационных книгах. Годичная разница иногда достигала 2 тысяч человек [Хонда, 2008] — в основном за счет принятых в семью или, наоборот, изгнанных детей.

Получив в 1603 году от императора заветный титул “великий полководец и покоритель варваров” (сэйи тайсёгун), Иэясу начал выстраивать собственную систему правления. Прежде всего внимания требовала ситуация с сыном недавнего правителя страны Тоётоми Хидэёси (1537–1598). Следовало также навести порядок в отношениях с императорским двором в Киото и удельными князьями — главной военной силой страны.

Хидэёри, сын Тоётоми Хидэёси, жил в замке Осака, одном из самых крупных и хорошо укрепленных. И даже после того, как Иэясу взял власть в свои руки и передал титул сёгуна своему сыну Хидэтада, бывшие вассалы Тоётоми Хидэёси по дороге в Киото заезжали в Осакский замок, чтобы поклониться сыну недавнего правителя. Служба тайного надзора докладывала об этом Иэясу. По отзывам современников, Хидэёри был способным и подающим надежды юношей. Ему было трудно конкурировать с многоопытным Иэясу, однако в случае смерти последнего Хидэёри вполне мог претендовать на власть. Оснований для этого у него было не меньше, чем у сына Иэясу, который вдобавок ко всему не блистал талантами. Эта ситуация не давала покоя 72-летнему Иэясу, и он решил действовать. Не без коварства, которое в то время считалось элементом тактики, в 1615 году Иэясу предпринял поход на Осаку, завершившийся поражением Хидэёри и его самоубийством.