Большой мир. Книга 1 - Дмитрий Олегович

зайцы с маленькими рогами. Сероволки — те же волки, но крупнее и умнее. Даже огромная утка была двулапой, с короткими, покрытыми перьями отростками, и чертовски походила на какого-нибудь пернатого велоцираптора.

Отвлекшись от посторонних мыслей, я постарался сосредоточиться на мане и почувствовать, как она восстанавливается. Но как вообще можно почувствовать работу фильтра-сосуда? Представить, как капельки воды сцеживаются и капают в… меня? Или может, работа Сосуда похожа на процесс фильтрации через респиратор?

Разглядывая через маленькие щели стен строения светлеющий мир, я прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять, что именно мне нужно уловить.

Сердце уже успокоилось и билось равномерно. Дыхание тоже неизменно.

Я прикрыл глаза и представил, будто меня окружает не деревянная кибитка, а белая пустота. В этой пустоте мое тело было не из плоти и крови, вен и мышц, а из желтого, пульсирующего света. Расставив руки и ноги, аки Витрувианский человек, я замер в этой пустоте и, оторвав сознание, отдалился от себя, взглянув со стороны. Я представил, что через эту пульсирующую формацию проходит черная волна, оставляя внутри голубую дымку. Это вещество начало оседать в стопах, с каждой новой волной поднимаясь все выше.

Но внезапно, добравшись до середины голени, голубой дымок остановил свой подъем, и как бы я ни старался, черные волны больше не поднимали его вверх.

"Но ведь это моя фантазия, черт возьми, и я здесь пытаюсь понять кое-что важное, а не соревнуюсь с подсознанием!" — мысленно гаркнул я.

Но все было тщетно. Я помнил слова Сораса о том, что Сосуд не позволяет опустошать себя полностью. Если перевести на земной язык, то его наполняемость изначально не опускается ниже десяти процентов от общей емкости. Но ведь я представлял себе даже не опустошение, а наполнение!

Может, все дело в этих условных замках, и на самом деле Сосуд не столько жадничает ману, сколько не наполняется ею полностью? Но какой тогда смысл в обнулении?

— Стоп! Я иду не в том направлении, — сказал я себе.

Да и причем здесь эволюция Сосуда и опустошение его имеющейся емкости.

Я уже решил, что Сосуд и мана тесно повязаны с сознанием, а значит, моя фантазия оказалась настолько глубока, что дело вовсе не в замках и запретах, а в не полном опустошении Сосуда. То есть, фактически, он мне показал границу своей наполненности.

Никто не знает, как выглядит Сосуд и может ли он вообще как-то выглядеть, в понимании объекта или хотя бы сгустка оптического излучения. Возможно, Сосуд — это всего лишь мысль, идея. Но если он оберегает живых существ от себя самих же, может быть, у него есть какие-то эмоции? Ну, или что-то, что может позволить ему одобрить вариант своего образа в фантазии разумного. Даже если Сосуд — нечто запредельное для нашего представления о формах бытия, этот симбионт должен как-то реагировать на тех, к кому пристроен.

— Хах, — нервно выдохнул я, проникнувшись трепетом этой идеи.

Внезапно раздался громкий треск ломающегося дерева, потом еще один, и в утреннюю перекличку петухов и другой домашней живности ворвался рев десятков глоток разумных.

Рядом с моим пристанищем пронесся топот сапог, и резкие шипящие выкрики на неизвестном языке заставили меня вжаться в кровать. Я затаил дыхание, будто его может услышать неизвестный враг. В голове пронеслись образы ворвавшейся в поселение банды, ярко выраженные, благодаря трудам земных режиссеров исторических кинолент, и моя поясница покрылась потом.

Через пару минут по округе разносился не только боевой рев, но и пронзительные крики, плач. Местные поселенцы были выброшены из собственных домов, теплой постели, объятий друг друга. Несколько раз я услышал звон железа.

Нападение на деревню, а именно это оно и было, произошло настолько внезапно и молниеносно, что ворвись в эти считанные мгновения кто-то в мое убежище, у меня не было бы ни малейшего шанса на сопротивление.

Под женские визги и детский плач я скатился с кровати и подполз к двери. Дышать было тяжело, а в груди стоял мерзкий ком. Одна часть меня, слыша отчаянную песнь насилия, хотела вырваться из-за стен этой клетки и уничтожать всех, кто выглядит опасно. Другая назойливо твердила, что меня будет ждать лишь бесславная смерть от первого встречного мага или мечника. Сомневаться в том, что среди нападающих окажутся маги намного сильнее меня, было бы верхом глупости. Даже если среди ублюдков будет больше половины простых Белых, с мечами наголо, мне все равно несдобровать.

С ненавистью к своей слабости я приблизил глаз к щели между досками, и внезапно перед взором блеснул металл. Я отскочил назад, и в этот момент, без лишних звуков, в дверь врезалось что-то тяжелое. Раздались мужские резкие выкрики, и после пары звонких ударов, обмазанное кровью широкое лезвие с хлопком влетело в комнату через щель межу досками.

— Арргх, — раздался глухой предсмертный вскрик.

Следом прозвучал хриплый твердый голос:

— Шиатс-са крошта хи-ша!

Красное острие рвануло назад, и тело убитого тихо съехало наземь.

Я подождал полминуты, снова неуверенно подполз к двери и глянул наружу. Прямо перед входом лежал ночной страж. Лежал, скрутившись, на боку и смотрел в ту же щель, из которой выглядывал мой глаз. Он был еще жив, несколько раз моргнул и губы дрогнули в немом изумлении. Я, почувствовав себя еще большей мразью, снова отскочил от двери, прижавшись к дальней стене сарая.

Плач не стихал, а я дрожал как последний трус и ненавидел свою слабость.

Собравшись с мыслями, я начал искать способ выбраться из строения незамеченным. Насколько я помнил, сараюшка был почти у самого частокола, а значит, его задняя стенка — единственный безопасный способ покинуть это место.

Нашарив нож, аккуратно просунул его между хлипкими досками и надавил. Первая дощечка легко поддалась и с тонким скрипом отвалилась от связывающей верх и низ пятерки. Следующая упала с такой же легкостью. Создав проем сантиметров в двадцать, я протиснулся и выплюнулся наружу.

На улице быстро рассвело, и ветер пронесся по нестриженным волосам. Вместе с прохладой он принес запах крови и отчаяния. Плач не стихал и лишь на время прерывался, после гневного рыканья, чтобы снова разбавить короткие перекрикивания налетчиков.

Я хотел разогнаться и