Узнай меня - Галина Владимировна Романова

Нет, туда путь заказан. Надо найти жилье попроще и подальше от того места, где предположительно остановился Устинов.

Вадик быстро пошел по широкой брусчатке, передергиваясь от противного морозного скрипа под толстыми подошвами высоких зимних ботинок. Он шел и зло посмеивался над странной идеей освоения этого острова туристами. Сложно было представить путешественника, получающего удовольствие от ледяного ветра, замерзающих на лету соленых морских брызг и неприветливого местного населения. Хотя один старик – это еще не все островитяне. Вполне возможно, здесь живут добрые и веселые люди.

Он быстро нашел гостевой дом, о котором ему говорил старик. Уютный двухэтажный особняк, зажатый с двух сторон похожими домами. Узкие окна, низкие двери. Хозяева – супружеская пара средних лет – по-русски не говорили, но будто бы понимали. Поселили его на втором этаже в угловом номере с видом на море. Будто ему могла понравиться беспокойная водяная пучина темного, почти черного цвета. Он бы с большим удовольствием смотрел на брусчатку, по которой сновали люди и ездил транспорт. Ему надо наблюдать. Для начала ему просто надо наблюдать. А потом он примет решение. Сам его примет. И не станет выполнять указания брата, требующего не затягивать с решением их общей проблемы.

– По ситуации, брат, – скупо ответил ему Вадик, когда тот позвонил ему в номер. – Я только прибыл.

– Хорошо, хорошо, не тороплю. Но сам понимаешь, Устинов может тебя вычислить. И тогда шансов у тебя просто не будет.

– Что ты этим хочешь сказать? – Вадик вскочил с узкой деревянной кровати, протяжно скрипнувшей под его весом.

– Я тут подумал, брат… – последовала затяжная пауза, стоившая немалых денег, с учетом международного роуминга. – Он тоже не должен вернуться домой.

– Кто он?! – Вадик скрипнул зубами, безошибочно угадав ход преступных мыслей своего троюродного брата.

– Устинов. Он не должен вернуться, брат. Потому что рано или поздно он на нас выйдет. Он умен. Он профессионал.

– И он наверняка вооружен, – задыхаясь от бешенства, просипел в трубку мобильного Вадик. – Ты хоть понимаешь, о чем просишь?! Он профессионал!

– Ты тоже не пальцем деланный, – возразил со смешком брат. И напомнил о событиях трехлетней давности. – Тебе одному удалось уйти. И это сто баллов, старик!

Он еще о чем-то говорил и говорил, списывая деньги с мобильного счета Вадика. Тот его почти не слушал. Он понял его. Только сейчас понял.

Отправляя его сюда, брат не надеялся больше встретиться. Он просто-напросто убрал его из страны, убрал из своей жизни, которая год от года становилась все стабильнее и обеспеченнее. Интересно, откуда? Откуда у него столько денег?

Ответ всплыл сам собой. Всплыл за ужином, который входил в стоимость номера.

Деньги, что пропали в день налета на кортеж Кадашова, могут быть у его брата. Он обвел вокруг пальца всех. И Вадика заставил поделиться тем, что ему удалось сберечь. Сволочь!

Вадик услышал, как противно скрипнула по тарелке его вилка. Покосился на хозяйскую дочку, что хлопотала на кухне, отделенной от обеденной комнаты низкой перегородкой. Кажется, она не обратила внимания на нервозный визг его столовых приборов. Как и минуту назад, пухлая девятнадцатилетняя девушка что-то быстро крошила ножом на большой деревянной доске. И что-то тихонько напевала себе под нос. Мелодию Вадик не узнал, но то, как пела девушка, ему понравилось. Это звучало слегка фальшиво, но нежно, по-домашнему.

Он скользнул осторожным взглядом по ее бедрам, на которых в такт ее движениям колыхалась широкая юбка. Опустил взгляд на стройные лодыжки, аккуратные ступни, обутые в мягкие войлочные туфли с затейливым орнаментом. Перепугался, что взгляд его кто-нибудь заметит, поднял глаза и…

– Привет, – на ломаном русском произнесла хозяйская дочка, перестав орудовать огромным кухонным ножом.

Она смотрела на него в упор. Жадно смотрела, алчно. И очень сексуально облизывала красивый рот. И при этом она так искусно выпятила грудь, что и под широкой кофтой в сборку Вадик безошибочно угадал пятый размер. И рассмотрел напрягшиеся соски.

– Как дела? – снова с трудом проговорила она и, засмущавшись, рассмеялась.

– Спасибо, хорошо, – ответил он сдержанно, почувствовав легкое возбуждение.

Показал на опустевшую тарелку пальцем. Потом сложил пальцы в кулак, оттопырив большой, и произнес:

– Очень вкусно. Супер!

– О, супер, супер. – Она звонко рассмеялась, запрокидывая голову.

Вадик уставился на стройную белоснежную шею. На крохотные сережки-капельки, поблескивающие в аккуратных мочках. Ему вдруг сделалось жарко дышать. Эта девятнадцатилетняя островитянка знала толк не только в приготовлении пищи. Она умело соблазняла его, да!

И если вдруг…

Ну не сто процентов, конечно, а просто вдруг, эта девчонка постучится к нему сегодня ночью в номер, он ее впустит. Ему нужно разрядиться. Ему необходимо расслабиться, выдавить страх и подозрение из сердца. Ему надо, чтобы он снова ощутил привычную легкость. Чтобы двигаться дальше. Чтобы самостоятельно принимать решения. И подумать, хорошенько подумать, что двигало его братом, когда он отправлял его в такое опасное путешествие.

– Как ведет себя наш странный русский?

Этот вопрос вертелся у Олега на языке со вчерашнего вечера. Но он его не задал. Вытерпел до утра. До завтрака. Но она прочла этот вопрос в его глазах, когда он вернулся со службы. И стряхивал с волос капельки вечернего густого тумана. И снимал теплую парку у порога, и переобувался в домашние тапочки. Вопрос невидимым энергетическим сгустком метался в воздухе между ними. Но так и не был им произнесен. А она не стала ему ничего рассказывать. Спросит – расскажет, решила она, вытирая вымытые после ужина тарелки.

Олег не спросил. Она промолчала. И он был зол на нее за это. За то, что не поняла, не поддержала его, не помогла ему. И ночью он был очень груб. Даже пару раз сделал ей больно. И не извинился, когда она вскрикнула и шлепнула его по плечу ладонью.

Он был зол.

– Таня! Я задал вопрос! – повысил Олег голос, вымешивая в скорлупке чайной ложечкой яйцо всмятку. И повторил с нажимом: – Как ведет себя наш странный русский?

– Обычно, – пожала она плечами, откусила от овсяного хлебца и принялась с хрустом его жевать.

– А конкретнее? – Он зачерпнул из скорлупки яичной жижи, положил в рот, испачкав желтком уголок верхней губы.

– Я показываю ему остров. Он смотрит, мерзнет и молчит.

– Угу… – промычал Олег, задумавшись. Спросил, доев яйцо: – И все?

– Все.

– Он больше не пристает к тебе с вопросами о своей пропавшей без вести русской сестре?

– Нет.

– И ведет себя с тобой так, как будто не догадывается, кто ты на самом деле? – Его брови, как две изящные холеные гусеницы поползли вверх.