Найти друг друга - Елена Чалова

– Да, мама.

Лана беспомощно опустила руки, потом ушла, оставив девочку одну. Та тотчас же кинулась к компьютеру, набрала сообщение деду. Отправив номер рейса и время прилета, Настя задумалась. Ларец лежал под кроватью, она уже много раз перебирала его содержимое. Но ей хотелось добавить туда что-то свое. Может, деду понравятся ее работы? Вот тетя Рая так трогательно радуется, когда Настя дарит ей что-то, сделанное своими руками. Когда у Лизки был приступ хендмейда, подружки наплели кучу всяких фенечек. Больше всего Насте нравилось плести из бисера. Но она все свои поделки давно растеряла, а у тети Раи ее жучки и цветочки в буфете под стеклом стоят, рядом с такими красивыми фарфоровыми чашками.

И картины Настины она всегда с интересом смотрит. Да, картины – это то, что нужно. Бисер – всего лишь баловство, а вот живопись – Настина страсть и мечта. Она начала заниматься рисованием в пять лет. Мама отвела ее в ближайшую к дому студию, педагог девочку очень хвалила. Надо сказать, что сама Настя находила в красках и карандашах и развлечение, и успокоение. Если она заболевала и не ходила в школу, могла рисовать целыми днями. Лучшим подарком для девочки всегда был новый набор пастели или красок. Она пыталась копировать художников и дико злилась, не умея добиться нужного эффекта. Когда семилетняя Настя устроила очередную истерику: не получается, Лана отвела ее в студию при МАРХИ. Теперь Анастасия ездила туда вполне самостоятельно и мечтала стать художницей.

Девочка метнулась к шкафу, там в папках лежали ее работы. Достала самые любимые. Вот море, чайки, скалы. А это просто цветы. Они ездили за город на пикник.

Марк нарвал для Ланы большой букет полевых цветов. Букет был растопыренный и неопрятный. Колокольчики торчали паутинками во все стороны, ромашки перемешались с розовыми ежиками клевера, торжествующе желтела пижма, пиками вырывались из зеленой массы стрелки кипрея… и еще траву он туда приплел – папоротник, кажется. Настя рисовала тот букет весь день, пока мама и Марк отдыхали на расстеленном под деревьями пледе. Потом взрослые на минуточку куда-то смылись, но девочка этого не заметила. Ей было безумно жаль, что цветы скоро завянут, Настя рисовала и рисовала, торопясь передать их цвет, хрупкую уязвимость, эфемерную красоту. Она отложила рисунок, но потом сообразила, что бумага в ларец не влезет. Складывать ее нельзя. Настя свернула картину трубкой и завернула в плотную бумагу. А в ларец положила тщательно и высокохудожественно выполненное генеалогическое древо, на котором были обозначены и князья Мещерские, и дед, и Вадим, и мама, и она сама, Настя – зеленый листочек. Разглядывая свое произведение, девочка подумала, что у нее могут оказаться какие-нибудь кузены – это было бы прикольно. Еще в шкатулку влез рисунок чайки. Глядя на нее, Настя невольно улыбнулась. Чайка жила в Болгарии на Черноморском побережье, звали птицу Оскар. Этим голливудским именем Марк окрестил нахальное существо, совершавшее налеты на открытую террасу ресторана. Имя чайке подошло, и, усаживаясь за стол, они каждый раз поглядывали по сторонам, спрашивая друг друга: «Что-то Оскара не видать. Объелся, наверное, за завтраком». Оскар был существом бесцеремонным и избалованным. Он, во-первых, нагло таскал еду с тарелок, стоило человеку отойти или хотя бы отвернуться от стола. А во-вторых, не любил моря и по вечерам прилетал к бассейну. Долго ходил по бортику, потом плюхался в воду и качался на ней сонным корабликом.

Настя смотрела на портрет Оскара и растроганно улыбалась. Потом положила в шкатулку и его, а шкатулку убрала в свою сумку. Сумка у нее была настоящая – кожаная торба, конфискованная в начале года у мамы в связи с общей потертостью. Как в каждую уважающую себя дамскую сумку, туда влезала чертова уйма всякого барахла.

Марк собирался на работу, поглядывал на Настю. Та паинькой сидела на диване и пялилась в телевизор, а его мучили нехорошие предчувствия. Он пошел к Лане. Та стояла у окна, глядя на улицу.

– Слушай, не нервничай ты так. Раз уж решила ее отпустить…

– Да-а. – Она не повернулась, и Марк по голосу понял, что его любимая женщина кусает губы, чтобы сдержать слезы.

– Слушай, ну давай я возьму билеты, и мы тоже поедем. Тебе будет спокойнее?

– А можно? – Она обернулась. – Как же я сразу не подумала! Так и надо было сделать.

– Не психуй. – Марк подошел, взял ее за плечи, встряхнул. Заодно встряхнулся сам. – Так, давай сообразим. Звони на свою работу, говори, что тебя не будет три дня. Я звоню к себе… Черт, у меня народу полно… Ну, может, уговорю Равиля их принять. Потом звоню девочке в турфирму, она мне всегда визу делала без очереди. Потом звоню девочке в авиакассы… Нет, сначала в авиакассы, а то неизвестно, когда лететь, вдруг только завтра, девочки, конечно, постараются, но они тоже не волшебницы. Скорее, феи…

Тут он заметил, что брови Ланы ползут вверх, а губы как-то весьма недовольно поджимаются.

– Ну, давай по плану, – быстро сказал Марк, подхватил телефон и пошел в ванную – там спокойнее. Тем более что если хочешь быстро получить билет в Италию, придется если не встретиться, то хотя бы по телефону поворковать. Помнится, Томочка это любила…

В прихожей раздался звонок, Марк высунулся из ванны. Строгим взглядом призвал Лану к порядку – и опять скрылся за дверью.

Вадим был так красив, что консьержка внизу не спросила, к кому он идет. Однако Лана, преодолевшая прежнее чувство и перегоревшая, видела то, что скрывалось за внешней безупречностью: тонковатые губы, холодные глаза, несколько безвольный подбородок. Вадим подхватил Настину сумку, стоящую на полу, с улыбкой взглянул на девочку:

– Готова, красавица?

Настя кивнула, подставила матери щеку для поцелуя, шепнула: «Не волнуйся!» Поправила сумку на плече и вышла на лестничную клетку. Вадим наклонился, чтобы поцеловать Лану, но она отшатнулась, он был неприятно удивлен, увидев страх и отвращение на ее лице.

– Ну-ну, – хмыкнул и шагнул следом за девочкой в кабину лифта.

Закрыв дверь, Лана бросилась к окну. Смотрела, как отъезжает машина. Машинально отметила, что это был не автомобиль Вадима, другая машина: черный джип «ауди» совершенно бандитского вида. Когда машина скрылась за углом, пошла в ванную, распахнула дверь. Марк сидел на стиральной машине, держал в руке трубку и мурлыкал в телефон:

– Да, зайка… да, ну как я могу забыть.

Увидев Лану, он сделал круглые глаза и губами сказал:

– Принеси загранпаспорта.

Лана метнулась в комнату. Вернулась с двумя бордовыми книжечками. Фыркнула, услышав очередное: «Это было незабываемо, зайчик», – и ушла. Она металась по квартире, мучилась, что отпустила дочку, злилась на Марка, который нахально предавался в ванной воспоминаниям о своих бывших шашнях с неизвестной ей девушкой. Правильно Тата говорила: горбатого могила исправит.

Тем временем Марку удалось обаять девиц, и он получил клятвенное заверение от своих девочек, что, если прямо сейчас привезет паспорта, получит визы к вечеру. А билеты – либо на сегодняшний ночной рейс, либо на завтрашний утренний. Мысленно поставив галочку в графе «купить два флакона духов в дьюти-фри», он выбрался из ванной, переодел рубашку – прежняя промокла от пота, и ушел на работу, приказав Лане держать себя в руках.