Хранительница. Памятью проклятые - Купава Огинская

— Что случилось? — вся веселость куда-то делась из его подрагивающего от напряжения голоса — даже разговаривая со мной, он продолжал куда-то спешить. Уже, конечно, не бежал, но несомненно шел очень быстро.

— Я буквально час назад столкнулась с одной девочкой. За ней что-то охотится. Три дня назад на нее напали в подъезде, она слышала звон цепей, а потом ее все забыли…

— И она еще жива? — поразился Илья, но быстро спохватился: — Прости, разумеется жива, о чем я.

— Ты знаешь, что это такое? — ухватилась я за его странный вопрос. — Можешь сказать, как с ним справиться? Потому что, кажется, оно совсем рядом.

— Звон цепей слышите?

— Слышали, — подтвердила я, тихо добавив, — мы убежали.

— У тебя есть номер городового?

— Он трубку не берет.

— Понятно, — хохотнул Илья, — метро рядом с вами есть?

— Метро? — переспросила я, крутя головой. Только сейчас осознав, что бежать, не разбирая дороги, было плохой идеей, улицу на которой мы оказались я не знала. — Метро…

— За поворотом есть, — жадно прислушиваясь к нашему разговору, хоть и могла слышать только меня, Оксана махнула рукой в дальний конец улицы.

— Метро есть поблизости, — подтвердила я.

— Спустись в метро и пытайся дозвониться городовому. Минут через пятнадцать он должен освободиться?

— А ты откуда знаешь? — удивилась я.

— Считай, во мне открылся дар к предвидению.

Я бы могла сейчас с умным видом заявить, что у нечисти шестой ступени такой дар не может проявиться по ряду причин, основной из которых является маленький резерв, но промолчала. Обижать Илью не хотелось, а мое замечание было бы обидным и отчетливо отдавало снобизмом. Вместо этого, ободряюще сжав ладонь Оксаны, я потащила ее в сторону метро, изо всех сил стараясь не сорваться на бег.

— А в метро эта гадость нас недостанет?

— Нет.

— Почему?

— Земля вас укроет, — уверенно пообещал он и, будто этого было недостаточно, или просто чувствуя мою нервозность и желая как-то успокоить, спросил, — ты же в курсе про все эти людские суеверия? Про горсть родной земли?

— Слышала что-то, — неуверенно подтвердила я.

— Так это они у нас позаимствовали. Не особо разбираясь, правда. Придумали для себя простое объяснение тому, с чего бы кто-то таскал с собой мешочек с землей, придали ему мистический смысл и решили пользовать в своей культуре. Но та земля, что мы используем, она настоящую силу имеет, да и собирают ее не около своего жилища. Только горсть земли с могилы предка, взятая ночью, имеет реальную силу.

— Прямо-таки и в полночь, — фыркнула я насмешливо.

— Представь себе, — Илья улыбался, это было отчетливо слышно по голосу, — кладбищенская земля особая, сила в ней лишь в ночи пробуждается.

— Но метро — это же не кладбище…

— Так ли это? — хмыкнули на том конце, — да и защищена ты будешь не одной горстью. Сквозь такую защиту ни одна магия не прорвется, а то, что гонится за твоей знакомой — магия в чистом виде. Вырвавшаяся из заточения и голодная.

— Звучит не очень обнадеживающе.

— Тебе нечего бояться, если они не попробуют тебя на вкус, ты не исчезнешь. Укройся и звони городовому. Один раз уже удалось их сковать, должно получиться и сейчас.

— Кого их? — спросила я, остановившись на перекрестке. Для пешеходов горел красный свет, а я была законопослушной, на свою беду.

— Проклятые, — просто ответил Илья, и связь оборвалась.

Зловещий звон цепей сообщил, что это не Илья отключился, и все намного хуже.

— Леся…

— Слышала, — подтвердила я, оглядываясь. На светофоре вместе с нами стояло человек двенадцать, но только мы с Оксаной заметили, как сгущаются над нами тучи. Подул холодный ветер, пробираясь под тонкую футболку.

— Пойдем, пожалуйста, — взмолилась Оксана, когда звон повторился. Он был ближе. Более густой, зловещий, сулящий если и не вечные страдания, то несколько мучительных секунд точно.

— Пойдем, — решила я, вывалившись на дорогу, прямо под колеса машины. Водитель успел затормозить, но с чувством обложил нас матом, не забывая подкреплять свои слова яростным бибиканьем. Я не обратила на это никакого внимания, слишком близко была угроза, а светофор обещал держать нас красным светом еще долгие двадцать пять секунд. За это время Оксану бы сто раз съели прямо на глазах у этой равнодушной, ничего не замечающей толпы.

Двадцать минут изматывающего ожидания, подозрительные взгляды, нервная Оксана, вслушивающаяся в привычный гул метрополитена, боящаяся не услышать звон цепей в этом шуме, грызущая изнутри предательская мыслишка, что я тоже могу не услышать, и придет нам бесславный конец…

Я выдержала все и была вознаграждена недовольным голосом дорогого начальства.

— Слушаю.

— Поздравляю, Влад, ты был близок к тому, чтобы лишиться самого незаменимого сотрудника, — вместо приветствия выпалила я.

На том конце напряглись:

— Кого?

— Меня, разумеется.

— Что случилось? — спросил Влад, и по голосу его было слышно, что словам моим он не поверил.

Но я не расстроилась, я знала, чем можно в клочья разнести его привычное спокойствие, спасибо Илье за это.

— Скажи, а что ты знаешь о проклятых, стирающих людей вместе с памятью о них?

Я оказалась права, городового проняло. Да настолько, что нас, с не до конца поверившей в спасение Оксаной, из метро он забирал лично.

Чтобы через четверть часа, сидя в своем кабинете, слушать сбивчивый рассказ Оксаны, который меня саму совсем недавно так впечатлил.

Влад выглядел спокойным, даже равнодушным, отчего мне все больше казалось, что тревога в его голосе, когда он спрашивал, где мы находимся, и знаю ли я, как далеко опасность, мне просто почудилась.

Когда Оксана замолчала, невольно всхлипнув и уткнувшись носом в чашку с кофе, который эмоциональная и щедрая на проклятия секретарша городового и правда варила просто мастерски. Я спросила:

— Ты же знаешь, как решить эту проблему?

— Есть несколько мыслей на этот счет, — неохотно ответил Влад. Ему было неприятно это признавать, но проблема Оксаны была достаточно серьезной, чтобы обеспокоить даже его, — но я не уверен, что на проклятых подействуют запреты, рассчитанные на нечисть первой ступени.

— Они прямо проклятые? Так и зовутся?

— С тех пор, как были отвергнуты своим родом, — кивнул Влад, — никто уже не знает, кем они были прежде, и ради чего нарушили все законы, выпивая не только человеческие жизни, но и память о них. Подозреваю, они и сами забыли.