Пока я на краю. Повесть - Евгения Пастернак

Алка говорила, делая вид, что разглядывает витрину. Вася очень серьезно кивнул.

– Ты умеешь превращать в дракона? – спросил он.

Алка отрицательно мотнула головой.

– Я пишу стихи, – сказала она.

– Это обязательно? – спросил Вася.

– Нет, – ответила Алка.

«Это какой-то безумный треш, надо заканчивать», – подумала она, резко развернулась и попыталась уйти.

– Можно я тебя поцелую? – спросил Вася.

Алка медленно кивнула. Вася чмокнул ее в щечку и прислонился к ней лбом. Алка обняла его и прицепила жучок к рюкзаку.

Она осмелилась прочитать сообщение на телефоне только в вагоне метро, до этого ей все время казалось, что Вася идет следом.

От Хантера:

«Яков говорит, что он уже все понял и что ты можешь уходить».

«Хорошо быть Яковом!» – подумала Алка.

В ответ она написала:

«Неужели я тоже была настолько неадекватна, когда каталась на коньках с Фростом».

«С тобой было гораздо скучнее!»

«Зараза!»

«С почином! Тебя ждет тортик! Чмоки!»

* * *

– Бывший вундеркинд, – объяснил Яков, пока все поедали заработанный Алкой тортик. – Типичный случай.

– А разве они бывают бывшими? – удивилась Алла. – В первый раз такое слышу.

– Потому что бывший вундеркинд никому не интересен, – вздохнул Яков. – А так они почти все становятся бывшими.

И он рассказал печальную историю большинства одаренных детей. Говорят в полгода, читают в два, в школу идут в пять, перепрыгивают через классы… А потом начинается переходный возраст, перестройка мозга – и все, «баста, карапузики, кончилися танцы».

– А мозг тут при чем? – не поняла Алка. – Переходный возраст – это же гормоны.

– Меньше читай интернет, – сказал Хантер, облизывая ложку, – эй, Зёма, ты какой кусок ешь?!

– Второй! – неубедительно ответил Земекис и зажевал быстрее.

– Прохор совершенно прав, – улыбнулся Яков Ильич. – Главные изменения происходят в мозгу. Системная перестройка, человек начинает думать совсем по другому принципу… Впрочем, это детали. Для вундеркинда главное, что он перестает быть вундеркиндом. Обычно это случается в вузе, но Василий у нас очень ранний.

– Ну перестал и перестал, – пожала плечами Алла, – тоже мне трагедия. Миллионы людей так живут!

– Думаешь? – прищурился Яков. – А вот представь, что ты вдруг… например, стала хромой. Или оглохла.

Алка представила и поежилась.

– А ведь миллионы людей так живут. И ничего. Так что у мальчика сейчас реальная трагедия. Спасибо, ты помогла разобраться.

– Он ведь на бумаге до сих пор вундеркинд, – подала голос Пантера. – А сейчас я порылась в сетях, почитала, что о нем говорят… Короче, наш парень ворует контрольные, чтобы на пятерки все сдавать.

– И что теперь делать?

– Он же залип на книге, правильно? – Яков полез в стол и достал истрепанный томик. – Попробуем клин клином. Подсунь ему, скажешь, что это задание Македонского.

На истертой обложке с трудом читалось: «Записки юного врача», Михаил Булгаков.

* * *

Никогда еще у Алки не было таких насыщенных осенних каникул.

С утра она шла к Якову, и часа четыре он ей рассказывал о чем угодно. О мозге подростков, об особенностях психики суицидников. Не какие-то абстрактные теории, а случаи из собственной практики. Оказывается, пока его не выжили из Института практической психологии, он успел поработать с десятками, а то и сотнями проблемных подростков.

Потом ехала на автодром, где ее ждал Александр. На автодроме она торчала, пока не подходило время вечерних тренировок. Боревский очень нервничал, боялся, что Алку увидят за рулем, и выгонял ее.

Вечером возвращалась домой, читала книги, которые подсунул Яков.

Ей казалось, она стала старше лет на сто.

Через день она встречалась с рыжим Васей. Письмо Македонскому Вася накатал на пяти листах бисерным почерком, Якову пришлось сканировать и увеличивать, чтобы разобрать. Но в целом Яков был доволен «прогрессом».

Алка никакого прогресса не видела. По ее мнению, Вася не сдвинулся с мертвой точки, хоть Булгакова и прочитал. Она выслушивала его, гуляла с ним по парку и даже читала ему свои стихи.

Как показала прослушка, мальчик давно бросил занятия шахматами, вместо них ходил куда-нибудь в шумное место с выключенным телефоном и до истерики боялся сдать ЕГЭ по математике меньше чем на 100 баллов, с чем и были связаны обе попытки суицида.

По просьбе Якова Алка старалась выяснить, что Васе может быть интересно, но пока страх в нем был сильнее всего. При упоминании экзаменов Вася терял адекватность.

– Неужели его родители ничего не замечают? – удивилась Алка.

– Замечают, – сказал Яков, – но трактуют по-своему. По их мнению, у сына подвижная психика, как у всякого гения.

– А то, что он с крыши пытался прыгнуть? – воскликнула Алка.

– А вот этого родители не знают, – мягко сказал Яков.

– Да как же можно этого не знать! – воскликнула Алка и прикусила язык. Ее родители тоже были не в курсе.

Яков внимательно посмотрел на Аллу.

– Ты тоже мало знаешь о своих родителях, – сказал он.

– Да знаю я все, – отмахнулась Алка.

И подумала о маме. С которой перестала разговаривать совсем. Которой, наверное, нелегко. О папе, который стал приходить почти вовремя, но ночует исключительно в гостиной на диванчике.

Но тут же одернула себя – мама с папой взрослые люди, сами разберутся.

– Яков Ильич, а почему, когда вы меня обрабатывали, Фрост со мной только раз встретился? А я вожусь с Васей уже неделю?

– Потому что ты сильная, – сказал Яков, – в тебе я был почти уверен сразу. А Вася, если надавить, даже с крыши не спрыгнет. Сядет и будет плакать. А нам нужно вывести его на действие…

* * *

Однажды, пока Алка гуляла с Васей, ей позвонила Вера и попросила о встрече.

Алка порадовалась тому, что Вася перестал вздрагивать от телефонных звонков, и честно сказала Жести, что занята и никак не может.

В конце концов, Вера тоже взрослый человек и тоже сама разберется.

А Алка сильная. Сможет отключить эмоции. И будет делать то, что правильно.

Вернее, то, что считает правильным Яков.

* * *

Алка с Яковом уединились на кухне. Было в этом что-то… значительное.

– Итак, твои идеи по поводу Васи? – Яков Ильич смотрел в глаза прямо и требовательно.