У Лаки - Эндрю Пиппос

class="p1">– В конце войны папа подделал древнегреческую поэму. Его раскрыли, и он потерял работу в Сиднее.

– Странный поступок. Поди, чокнутый грекофил.

– Он наверняка хотел что-то доказать, – возразила Эмили.

– Может, ему казалось, что лишь будучи кем-то другим он достигнет успеха. Как, думаете, подлог и разоблачение на него повлияли?

– Не знаю. Он покончил с собой, когда я была маленькой.

Эмили внимательно смотрела на Лаки, чтобы понять, как он воспринял новость о самоубийстве ее отца. Новость ли это для него.

– Господи. Он оставил записку?

– Никаких записок, – ответила Эмили.

Вопрос показался ей странным. Никто, едва узнав про самоубийство Асквита, никогда не спрашивал про записку. Эмили хотела сказать, что видела, как отец прыгнул под поезд. Что за ее расспросами, за потребностью узнать об Асквите больше, скрывается настоящая грязь жизни.

Лаки остановился посреди дороги.

– А вот и оно. То, что я хотел показать. – Он ткнул в пустой магазин перед собой. – Подлинный деко. Наверняка деко.

Две стеклянные витрины, обрамлявшие дверной проем. В одной – сине-белая вывеска «ПРОДАЕТСЯ». Старые тяжелые деревянные двери с железными ручками и матовыми ромбовидными вставками. Ослепительно белые стены внутри, черная защитная пленка на полу.

Как Эмили понимала из прочитанного, ресторан «У Лаки» отличался уютным и неформальным ведением дел, совершенно противоположным воинственному стилю франчайзинга конца двадцатого века. На заре своего существования «У Лаки» представлял собой сеть семейных заведений: владельцы франшизы и их семьи в большинстве своем были мигрантами и жили в комнатах, примыкающих к самому кафе. Они, как правило, экономили и копили на собственное дело, используя «У Лаки» как платформу для старта.

Эмили представила, как Лаки следит за развитием событий в торговых точках через поток банковских выписок, телефонных звонков, случайных сплетен, писем и карточных игр. Она сомневалась, что хоть раз в жизни Лаки писал служебную записку.

– Ваше бывшее кафе? – спросила Эмили.

– Не бывшее. Будущее. Здесь я и начну все заново. Тут меня и похороните. Под этим самым порогом!

– Откуда вы возьмете средства?

– Еще не все звезды встали в нужном порядке.

– Опять играете?

– Эмили, скажите, как я выгляжу в целом? Почти не смотрюсь в зеркало нынче. Одного раза, и то мельком – за глаза хватило.

– Вы выглядите… хорошо.

– Я живу в теле старика.

– Но обладаете силой того, кто в два раза меня моложе.

– Сойдет для телевидения?

– Ох, да ладно? Вы и телевидение?!

– В следующий вторник я в этом самом костюме буду крутить барабан на «Колесе фортуны». Если все пройдет хорошо, доберусь до джекпота. А сорву джекпот – получу деньги на ресторан. И, скажу вам, «Колесо» – самое простое игровое шоу. Фразы слишком расхожие. Застрял? Купи гласную. А сколько на этой улице прохожих! Вот он мой шанс, прямо здесь. Знаете, я когда-то посещал здешний подпольный игровой клуб.

– По-моему, это еще одна азартная игра, – заметила Эмили.

– Хотел пригласить вас с собой на эфир, – произнес Лаки. – Самое то для статьи. Будет интересно.

Эмили не могла отделаться от мысли, что его появление на телевидении не просто так совпало с ее пребыванием в Сиднее. Наверняка Лаки заявил продюсерам, что свободен только на этой неделе или на следующей, и они исполнили его желание. Ему нужен славный финал истории на сцене «Нью-Йоркера». Последнее вложение в жизнь. Лаки видел себя соратником Эмили. Его расчетливость, энергия, невероятные планы… Сложно не отметить такую преданность надеждам.

– Должен быть другой способ собрать деньги, – сказала Эмили.

– Я стар. Кто одолжит мне пару сотен тысяч?

– Банк. Или можно найти инвесторов, людей с деньгами и опытом.

– Встречался я с управляющим банка. Он сказал, что ссуда возможна только под залог дома. Тут и пришлось признаться, что живу на съеме. Потом я ходил и по другим кредитным организациям. Даже навестил старого делового друга, Майкла Вентураса. Он грек, имя сменил, а с фамилией не стал заморачиваться. Он раньше был управляющим в компании по продаже мороженого, сколотил состояние благодаря таким, как я. Мы продавали его мороженое в ресторанах «У Лаки» аж тридцать лет. И вот я попросил взаймы, а Майкл ответил, мол, не могу, у меня внуки.

– Строить дело с нуля – это большой стресс, а вы не молоды.

– Это мой последний шанс что-то сделать.

– Хотелось бы знать, почему вы не гордитесь уже достигнутым. Что я упускаю? Что вы мне не говорите?

– Я беднее некуда, это любую гордость высосет до дна. И я не то чтобы пойду первый раз в первый класс. У меня есть три причины участвовать в «Колесе фортуны». Первая: деньги мне уж точно не помешают. Вторая: франшизу закрыла ужасная трагедия. Все в этом городе об этом знают. Все знают про Третье апреля, но не «У Лаки» с хорошей стороны. Может, просто забыли. Или слишком молоды, чтобы помнить. На шоу ведущий всегда болтает с приглашенными, и это мой шанс напомнить людям, что когда-то ресторан «У Лаки» был для них вторым домом. Третья и самая важная причина: я хочу оставить после себя что-то нужное. Хочу, чтобы новым «У Лаки» управляла София. Она будет получать и зарплату, и процент, и после моей смерти заведение полностью перейдет к ней. Хочу оставить что-то важным для меня людям.

– София о ваших планах знает?

– Нет. Боюсь, скажет, что ей неинтересно. Так вы пойдете со мной на эфир?

– Пойду, – согласилась Эмили.

Она отошла от пустой витрины, и Лаки последовал за ней, сияя, готовый ко второй части интервью, которая, по словам Эмили, должна касаться истории и устройства франшизы. Лаки пообещал все выложить, ему очень даже было что рассказать.

На Сент-Джонс-роуд они сели в новом баре, просторном заведении, отделанном хромом и деревом, с граффити, которые показались Эмили слишком уж натужными. Она пила вино, Лаки – газированную воду. Целых два часа Лаки подробно описывал жизненный цикл своей франшизы, быстро набрасывая детали. Говорил, словно забывшись, но ни словом не упоминал пожар в кафе «Ахиллион».

Или какое отношение Иэн Асквит имел к смерти Пенелопы.

1946

1

Ни огней за витриной, ни дыма из трубы. Лаки осторожно постучал по стеклу. Он все ждал и ждал, а потом забарабанил по деревянной перекладине двери и еще раз вгляделся в полумрак «Ахиллиона», прикрывая глаза козырьком ладони. Первая мысль: Ахилл, снедаемый стыдом, бежал из города и бросил свой дворец.

Затем из тени вынырнул Аспройеракас, отпер и открыл дверь, и безмолвно повел зятя через кафе и кухню, где пахло холодным жиром и тухлыми помидорами, по темному коридору. Они вошли в комнату, тускло освещенную единственной болтающейся и натужно гудящей лампочкой. Веки Ахилла