Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина - Анатолий Яковлев

В своем введении к изданию «Двух трактатов о правлении» Ласлет отмечает, что текст предисловия Локка предположительно написан в августе 1689 г., после подготовки к печати всей рукописи, но до изменения титульных страниц. В то же время, начиная со строки 31, оно «до такой степени напоминает „Предисловие“ Тиррела к „Patriarcha non Monarcha“ 1681 г., что последние пассажи могли быть написаны и раньше» [208] . Это примечание не было замечено Вуттоном, хотя могло бы стать дополнительным доводом в его аргументации, однако привлекает наше внимание по другой причине. Почему бы не предположить, что написанное «ранее» (т. е., допустим, в 1681 г.) произведение тоже имело предисловие, аналогичное опубликованному в 1689 г.?

«Предисловие», написанное Локком в 1689 г., посвящено Вильгельму III – «нашему великому восстановителю» (по словам Локка). Гипотетическое предисловие 1681 г., не говоря уже о гипотетическом предисловии более раннего времени, а именно 1679–1680 гг., на которых настаивает Ласлет, датируя «Два трактата о правлении», вполне могло быть и даже наверняка было посвящено Карлу II, которого тоже можно было бы назвать восстановителем (Restorer), т. е. автором реставрации. Более того, «Restorer» гораздо больше подходило именно к Карлу II. Что, собственно, «восстанавливал» Вильгельм III? Его скорее можно было бы назвать воителем и реформатором, а не «восстановителем».

Ашкрафт, а за ним и Вуттон исходят из тезиса о радикализации вигов после неудачи их пропагандистской программы под названием «кризис исключения». Однако имела ли место радикализация в случае самого Локка? По гипотезе Дж. Милтона, «если бы Локк намеревался опубликовать „Два трактата“ как свой вклад в революцию, единственным отдаленно правдоподобным временем» для этого мог быть период после ее успешного окончания, когда военный успех необходимо было бы закрепить идеологическим оправданием мятежа. «В конце концов, именно такими были обстоятельства, в которых он наконец опубликовал их [„Два трактата“] в 1689 г.» [209]

Однако, по мнению Милтона и ряда других историков, «Два трактата о правлении» никак не напоминали памфлет или манифест, а тем более программу действий, которые предназначались для публикации непосредственно перед переворотом или в первой его фазе . В качестве же оправдания некоего радикального действия наподобие мятежа или цареубийства «Два трактата» о правлении тоже не подходили – в них не хватало радикализма и необходимых для такого рода произведений конкретных деталей, разоблачающих существующую власть. Не было в них и присущей политическим трактатам хлесткости выражений. К тому же их автор не был революционером.

В 1660 г. Локк писал: «Нет никого, кто относился бы к власти с большим уважением и благоговением, чем я. И это, я полагаю, возлагает на меня обязанность… склонять человеческие умы к послушанию правительству, которое принесло с собой спокойствие и порядок» [210] . Речь шла о реставрации монархии. Прошло двадцать лет, и не было ни одной причины для того, чтобы Локк изменил свои взгляды. Часто используемый довод, что он якобы мог написать свой текст «по заказу», не выдерживает критики. Локк не был профессиональным политическим писателем, таким, например, как Фергюсон. Трудно представить себе Шефтсбери, заказывающего такого рода произведение врачу и натурфилософу, да еще и «студенту» оксфордского колледжа Крайст-Чёрч и доброму другу Джона Фелла.

По одной из версий, объясняющих появление «Письма знатного лица», Локк, якобы принимавший участие в его сочинении, вынужден был даже уехать из страны под страхом ареста и тюремного заключения. Однако достоверных свидетельств, говорящих о связи этих двух событий, не существует, более того – скорее всего, это выдумка, имеющая своим «первоисточником» все тех же Коллинза и Де Мезо. Если бы Локк принимал участие в составлении «Письма», это, конечно, стало бы известно независимо от того, уехал он из страны или нет. Локк направился во Францию, надеясь подлечиться, потому что был твердо уверен в скорой смерти от туберкулеза, в свое время убившего его брата Томаса.

В конце апреля 1679 г., когда Локк вернулся из Франции, кризис был в самом разгаре. По мнению Марка Найтса, именно в контексте напряженной политической борьбы того времени и следует рассматривать известный тезис Локка во «Втором трактате»: «Использование силы против народа в отсутствие на то прав и в противоречии с доверием, оказанным тому, кто это делает, есть состояние войны с народом, который имеет право восстановить законодательный орган своею властью» [211] . Таким образом, заключает Найте, «на большую часть глав 13 и 15 „Второго трактата“, по-видимому, повлияла политика того времени», и Локк мог уже зимой 1679/80 года записать мысли, включенные в трактат.

Однако тезис Локка является простым повторением всем известных афоризмов Гуго Гроция, с которыми знакомился каждый студент, изучавший юриспруденцию. Не имея прямой отсылки к конкретному событию или лицу, приведенный тезис носил абстрактный характер и мог быть как привязанным, так и не привязанным к текущему моменту и контексту.

В одном из писем Джона Хоскинса, стряпчего Шефтсбери, сообщается, что он доставил графу некий трактат от Локка, и тот начал его «жадно пролистывать». Однако в комментарии Эсмонда де Бира отмечается, что, скорее всего, это был трактат о винах и оливковых деревьях [212] с посвящением графу Шефтсбери от 1 февраля 1679 г., за написание которого Локк засел, прибыв в Лондон в октябре 1679 г. из Кента, где лечил своего пациента и подопечного Калеба Бэнкса [213] . Ничто не говорит о том, что в это время Локк был занят написанием важной политической работы по заказу Шефтсбери.

Был ли Локк замешан в политической деятельности, которой занимались Шефтсбери и Сидней? Был ли он искренен, когда писал свое известное письмо Пемброку, где утверждал, что уехал из Англии, чтобы поправить здоровье и иметь время для литературной работы? Сегодня благодаря Ашкрафту, а точнее, благодаря критике его фундаментального труда, причислившего Локка к «радикалам» и несомненным «активным участникам заговора», вопрос можно считать закрытым: Локк не принимал ровным счетом никакого участия ни в заговоре 1683 г., ни в восстании Монмута в 1685 г. Неубедительность аргументов Ашкрафта показана в статьях Ф. Милтона [214] .

Это не означает, что Локк был политически невинным автором, однако лишает всяких документальных оснований концепцию Ашкрафта о Локке как активисте, тайно переправлявшем в Англию оружие и финансировавшем так называемую экспедицию графа Аргайла в Шотландию (май – июнь 1685 г.) и восстание герцога Монмута (июнь – июль 1685 г.). И тем не менее Джон Локк, «секретарь милорда Шефтсбери», был включен в список разыскиваемых английским правительством лиц, и ему пришлось скрываться и переезжать из города в город во время пребывания в Нидерландах.

Спустя столетие подтверждается оценка Фокс-Борна, который был убежден в политической непричастности Локка к Рай-Хаусскому заговору. Возможно, что он стал жертвой своей фамилии и службы графу Шефтсбери: его приняли за другого человека, а именно за Николаса Локка, лондонского табачника и анабаптиста, который щедро спонсировал Аргайла и Монмута. Автором декларации Монмута, обещавшей ежегодные сессии парламента, роспуск постоянной армии и равные права для всех протестантов, был вовсе не Локк, а Роберт Фергюсон. Еще одна версия заключается в том, что гонения исходили от самого короля, поверившего слухам о причастности Локка к политическому совращению Монмута, а также о том, что он автор трех «подрывных» работ: «Никакого протестантского заговора» («No Protestant Plot», 1681), «Расследование варварского убийства графа Эссекса» («Ап Enquiry into the Barbarous Murder of the Late Earl of Essex», 1684) и «Беспристрастный анализ отправления правосудия в Англии» («Ап Impartial Enquiry into the Administration of Affairs in England», 1684). Агенты короны в Нидерландах сообщали, что Локк встречался с заговорщиками Фергюсоном и лордом Греем.