Поэтесса. Короткий роман - Николай Удальцов

– Впрочем, – после того, что я начал говорить, останавливаться уже не имело смыла, Как, возможно, не имело смысла и продолжать, – есть еще один очень важный момент.

– Еще? – переспросил утомленный кандидат.

А может быть, ему просто пора было обедать.

– Дело в том, что политический успех любой партии… – начал я, но не успел продолжить, как голодный кандидат прервал меня:

– Мы – не любая партия. Мы – партия власти! – но я не обратил внимания на его реплику и сказал:

– Политический успех любой партии достигается не на политическом поле.

– Почему?

– Потому, что политического поля у нас просто нет.

– Ну, и где же нам «воевать» прикажете? – безразлично спросил явно утомленный строитель коммунизма на пивных заводах.

– Везде.

И каждый раз ваша партия должна демонстрировать свою незаменимость и мудрость.

– Ладно. Памятник, устраивающий и «красных», и «белых», и… – на этом этапе кандидат явно решил пошутить, – и «голубых» – вы нам предложили.

А что еще?

– Все остальное.

Своей глупой шуткой владелец пивных заводов напомнил мне еще об одной вещи:

– Кстати, о, как вы выразились, «голубых».

В Страсбурге Россия проигрывает суд за судом по жалобам на запрет гей-парадов.

Ваша партия могла бы прийти на помощь своей стране.

– Разрешить гей-парады?

– Нет.

– А как же?

– Очень просто.

Объяснить в Страсбурге, что в традиции нашей страны – здесь даже можно рассказать байку о том, что мы православные – считать интимную жизнь личным делом людей, не подлежащим оглашению.

Мы должны рассказать в Страсбурге о том, что мы не любим, когда нам в подъезде шепчут о том, кто с кем спит, и тем более не хотим терпеть то, что нам об этом станут орать на улицах и площадях.

Объяснить, что мы не против геев – мы против публичных сексуальных демонстраций.

И не хотим, чтобы нас заставляли заглядывать в чужую замочную скважину.

Это – наша традиция.

Никакой европейский суд не станет выступать против традиций народа. А Россия из борца против свободы человека превратится в европейскую опору нравственности…

…Я посмотрел в глаза кандидата в депутаты, и его глаза не выражали ничего. Все сказанное мной ему было без затей скучным и неинтересным.

Наверное, он был совсем не плохим человеком.

Просто то, чем он собирался заниматься, совершенно не интересовало его.

С этого момента я понял, что общаться с владельцем пивных заводов мне совсем не сложно.

Просто перестал воспринимать происходящее всерьез.

Он был безразличен мне, и, надеюсь, относился ко мне так же – я был безразличен ему. Так что наши отношения можно было считать почти равенством.

Разница между нами заключалась только в том, что он, а не я, навязывал себя России в качестве законодателя.

И со стороны было совершенно не ясно: то ли мы с Ларисой разговаривали с ним, как с дурачком, то ли он разговаривает с нами, как с дурачками? И не только – со стороны.

При этом кандидат был занятен уже тем, что не сомневался в своем праве претендовать на любое место, которое считал для себя выгодным и достойным…

…Смущало только одно – иногда из людей, уверенных в своем праве быть начальниками, выходят замечательные холуи.

И ошибается тот, кто думает, что опорой тирании являются палачи.

Тирания начинается не с палачей, а с холуев.

И ими же заканчивается.

Холуи – вот настоящая опора тирании…

…Ввиду своей полнейшей бесцельности, наш диалог с кандидатом в депутаты превращался в игру.

Бессмысленную, но веселую.

Возможно, мы оба одновременно поняли это.

И дальше – разговаривали, улыбаясь друг другу.

А в том, что меня не удивляло то, что я со смехом говорю серьезные слова, не было ничего странного.

Не удивляло же меня то, что кто-то с серьезным видом говорит смешные вещи…

– …Так, Петр, ну а что еще? – в то время, когда кандидат в депутаты попросту ухмылялся, глядя в пустоту, начальник его охраны смотрел на меня почти как некую ископаемость, которую нашел именно он и не разочаровался в своей находке.

И ожидая, что эта находка поможет ему сделать недостающие полной гармонии открытия.

– Да – все что угодно, – меня охватило веселое безразличие карнавала. – Чем бы ни занималась страна – ваша партия должна вносить свою разумную лепту.

– Ну вот, например, страна занимается модернизацией.

Нанотехнологиями.

Что же – членам партии взять в руки лопаты и выйти на субботник в «Сколково»?

– Ну, зачем же брать лопату.

Политическая партия должна демонстрировать не то, что у нее в руках, а то, что у нее в голове.

– Рассказывайте уж, Петр, все рассказывайте, – заторопил меня начальник охраны, и мне показалось, что он вошел в азарт и боится упустить что-то важное.

– Понимаете, в «Сколково» мы не удивим никого и ничем.

Даже – деньгами.

И компьютеры, и аппаратуру для исследований закупим, и ученых со всего мира пригласим.

А нужно сделать «Сколково» уникальным местом.

Местом, которое каждому, кто побывал там, запоминается навсегда.

– Но ведь к нам в «Сколково» приедут серьезные люди, которых трудно удивить чем-нибудь.

– Серьезных людей можно удивить только одним – иронией над тем, чем они занимаются.

Например, поставить памятник «Барану-у-Новых ворот» и сделать надпись на всех языках: «Это был единственный баран, который заметил, что на дороге появились новые ворота, остановился и задумался о том, кто поставил эти ворота, и о том – куда ведет дорога…».

А еще поставить памятник «Буриданову ослу» и написать: «Он умер не потому, что неправильно применял законы логики.

Он умер от того, что был ослом…».

– Хорошо. Но ведь научный центр – это место все-таки серьезное, – слово «серьезное» наш кандидат в депутаты произнес с таким серьезным видом, что я поневоле усомнился в том, что он понимает, о чем говорит.

Впрочем, этим владелец пивных заводов мало чем отличался от большинства говорящих что-то серьезно.

И потому я продолжил спокойно и ненавязчиво:

– Для того чтобы это место стало серьезным, нужно организовать все так, чтобы работать в этом месте хотелось бы веселым людям.

Потому что иначе работать там станут грустные люди…

– …И что же там нужно сделать? Голых девочек танцевать заставить? – выдавил из себя остроту наш гость.

Я давно заметил, что «голые девочки», которых заставили танцевать – это максимум того, как могут себе представить веселье в определенном кругу мужчин.