Метро 2033. Отступник - Евгений Шкиль

Она встала на колени возле матери, непосильное бремя, тяжкий груз вины свалился с нее, и девушка дышала легко и свободно. Впервые за многие годы...

Настя умерла, безмятежно улыбаясь.

― Туман Даров! ― прокричал Николай. ― Эта шлюха наша плата за проход!

Ответом была вязкая тишина. Старейшина бросил взгляд на своих товарищей, поправил перевязь меча и скомандовал, смело входя во мглу:

― Держаться за руки, не отставать.

Николай сжал ладонь Ани и белесое марево бесшумно поглотило его. Каратели переглянулись и последовали примеру своего проводника. Вскоре вокруг них стали маячить тени, и со всех сторон послышался леденящий шепот:

― Отдай... отдай...

― Что-то не так! ― донесся до воинов, ослепленных матовой пеленой, обеспокоенный голос Николая. ― Туман не принял жертву. Он требует еще...

Остальные замерли, сбившись в кучку, крепко держались друг за дружку, ошеломленные, испуганные, и не могли издать ни звука. Лишь тени то появлялись, то исчезали, и требовательное:«Отдай... отдай...» ― сотрясало зловещую кружевную мглу.

― Идите дальше, ― произнес Семен. ― Стрелять не буду, чтобы вас не зацепить. Я этих костлявых упырей и так порежу.

Послышался стук падающего автомата. Каратели бросились вперед, стремясь как можно быстрее вырваться из проклятого морока, а где-то сзади звучал затихающий голос рукопашника:

― Давайте, мрази, давайте!.. Солнцем бесстрашия души согреты! Давай, подходи, давай! Доблесть и слава во имя победы! Ну, что же вы, суки!!!

Раздался хруст, и казалось, что сломали одновременно все кости в теле Семена, а потом его вопль, полный нестерпимой боли, оглушил людей, сбившихся тесной группкой на другой стороне тумана.

* * *

Олег шел посередине дороги, понимая, что надо как можно скорее найти убежище. После встречи с дьявольским туманом не было сил бежать, хотя он чувствовал, что погоня близка.

Мимо домов, серых, мрачных, иногда покосившихся, заросших высоким бурьяном, юноша продвигался спотыкаясь, настороженно оглядываясь, взгляд его блуждал, руки напряглись, камуфляж прилип к спине, и потная кожа зудела под разгрузкой. Заброшенные постройки производили странное впечатление. Окна с разбитыми стеклами и непроницаемой чернотой внутри, с невысказанной скорбью, с немой обидой взирали на человека, будто он и никто другой был виновен в их бедах. Будто именно он обрек здания на медленное разрушение от дождей, ветров и времени. Будто только он совершил в прошлом огромную непростительную ошибку, от которой многолюдные города, плодородные земли пришли в запустение. Олегу внезапно подумалось, что сам он мало чем отличается от домов. Только и разницы между ними, что он умеет ходить и разговаривать, но так же, как эти жилища, черен внутри, пуст, одинок.

Слева от дороги находились непролазные заросли. Изредка в них можно было увидеть одноэтажные, изрядно изувеченные временем халупы. Палец тои дело ложился на спусковой крючок, потому что из чащи доносились утробные звуки, там кто-то рычал, выл. Впрочем, звери, обитавшие здесь, пока не заинтересовались человеком.

По правую сторону громоздились огромные прямоугольные здания, своим видом немного напоминавшие двухэтажный интернат в Лакедемоне, но эти дома были гораздо выше. Юноша даже прервал на полминуты свой путь, чтобы посчитать этажи.

...семь, восемь, девять.

Подумать только, девять этажей! Как? Как могли строить такое раньше? Олега взяла досада. Ему вдруг стало очень обидно, что он родился после Великого Коллапса, что не жил в этом чудесном городе раньше. Старики не врали, тогда действительно был золотой век. А он, дурак, всегда с пренебрежением слушал их рассказы. Но ведь невозможно было даже представить себе такое величие. Навсегда ушедшее, безвозвратно погибшее...

Остатки автомобилей, проржавевшие насквозь и разукрашенные пятнами разноцветного мха, вросшие по самое брюхо в крошащийся асфальт, с отвалившимися дверцами, разбитыми стеклами и выломанными сиденьями, нарушали пустоту дорожного полотна. На Мариупольском шоссе их вообще не было, и Олег вспомнил рассказы о том, как в первые месяцы после Коллапса жители Лакедемона и вассальных деревень с остервенением разбирали машины на запчасти, а то, что не годилось для этого, сбрасывали в море. И до сих пор склады переполнены всяким железным хламом.

Неожиданно перед Олегом выросли две высоченные постройки, стоящие рядом. Несмотря на источенные временем углы, вывалившиеся кое-где блоки, обрушенные местами перекрытия, сквозь которые зияло небо, эти сооружения показались ему чем-то таким, что просто не могло быть сделано людьми. Башни были похожи на две огромные скалы, издырявленные пещерами окон, мрачные и недоступные, устремленные в бледно-синюю высь, будто желая пробить хрустальный свод и низвергнуть его.

― Вот это да... — только и смог вымолвить юноша.

Олег всегда испытывал радость, оказавшись на высоте; даже со сторожевых вышек Лакедемона, которые и в сравнение не шли с этими фантастическими конструкциями, вся земля выглядела совершенно по-другому, горизонт как будто раскрывался и летел навстречу...

«Один, два, три... семь, восемь, девять... пятнадцать, шестнадцать... Семнадцать этажей! Невообразимо! — проговорил юноша про себя. — Неужели там, на самом верху, тоже жили люди?! Вот бы если... нет, ну, понятное дело, не сейчас, а как-нибудь потом, подняться на самую крышу? Какой откроется оттуда вид? Наверное, можно будет увидеть далекий родной дом?»

Вдруг до ушей беглеца донеслись клокочущие звуки. Олег увидел, как на верх семнадцатиэтажки садится гигантский черный птеродактиль. Он был раза в два крупнее летающих бестий, встречавшихся раньше. Юноша сглотнул тяжелый ком и, вжав приклад в плечо, прицелился. Мутант, издав недобрый клекот, покосился на человека. Крылатый ящер, покачиваясь из стороны в сторону, балансировал острыми перепончатыми крыльями, будто раздумывая: нападать на двуногую добычу или не тратить время на такую мелочь. Так они глядели друг на друга пару минут. Наконец, птеродактиль, издав пронзительный крик, резко рванул в небо.

Прошагав несколько кварталов, состоящих из покосившихся домишек, Олег вышел к перекрестку и остановился: что-то неприятно-острое кольнуло его в грудь. Смутное чувство опасности, к которому юноша теперь относился очень серьезно, не позволяло двигаться дальше, впрочем, внимательно осмотревшись, он ничего подозрительного не заметил. Дома таили угрозу, хотя ничем не отличались от тех, что встречались на всем протяжении пути: заброшенные, унылые, до половины скрытые бурьяном, с просевшими крышами и грязными стенами, из трещин которых торчала сухая трава. Но дорога выглядела вполне безопасно: сильно разбитая, заплетенная пробившимся вьюнком, кое-где изуродованная шрамами неглубоких провалов, она не давала возможности устроить засаду.

Впереди справа металлическая изгородь из заостренных прутьев окружала абсолютно пустынную площадку, на асфальт были брошены две рельефные металлические линии, с пятнами ржавчины, образующие огромную петлю. Они пересекали дорогу и вновь утопали в бурьяне. «Отличные копья бы получились из этой загородки, — подумал Олег, еще раз тщательно обыскивая взглядом каждый кустик, каждый выступ, и не обнаруживший ничего, что могло бы таить опасность. — Но к чему все это построено? Для какой цели столько металла на земле оставили?»