Мой зверь безжалостный и нежный - Рита Навьер

— Вы сейчас серьезно? — изумилась я. — Подобное уже повторялось неоднократно! Ваш сын, извините, преступник. И попросту опасно его держать среди обычных людей.

— Ну вы тоже утрируете, — хмыкнула она.

— Наоборот! Я преуменьшаю. То, что он творит здесь, у нормального человека в голове просто не укладывается. Вы правда думаете, что я первая, кого он попытался изнасиловать? Я уж не говорю про моральные издевательства и унижения…

— Поверьте, девушка, своего сына я знаю лучше всех. Можете мне не рассказывать.

— Тогда к чему этот театр: я с ним побеседую и он больше не будет?

Она посмотрела на меня как на врага. И испепеляла взглядом секунд десять, но потом заговорила вполне спокойно.

— Я ручаюсь вам, что к вам он больше близко не подойдет.

Я повернулась к Павлу Константиновичу.

— Я так понимаю, вы Алика оставляете? Вы уже все решили, обо всем договорились, так? — не смогла я сдержать укора. — Тогда зачем вы меня сюда позвали?

Директор заерзал, закряхтел неловко, но пока собирался со словами, Рудковская ответила за него:

— Да. Павел Константинович проявил понимание и разрешил Алику остаться при условии, что тот не будет больше вас… вам докучать. Он захотел, чтобы я сама вам все объяснила.

Я говорила, что градус уважения к директору снизился? Нет! Он упал в ноль. Я бы не была так категорична, не на Луне живу ведь и понимаю, как все привыкли договариваться, но вот именно от него я подобного не ожидала.

— Спасибо за объяснения, — сухо сказала я и поднялась из-за стола.

— Марина, постойте, — чиновница порылась в сумке и положила на стол конверт. — Возьмите. Это компенсация.

Мне, конечно, нужны деньги. И пословицу я знаю, что взять — руки не отсохнут. Но вот сейчас мне казалось, что отсохнут и руки, и всё остальное. И презирать себя буду до смерти, если возьму.

— Уберите, — поморщилась я.

— Да поймите вы, ну не могу я забрать Алика. Во всяком случае, сейчас. Не могу! Это… это опасно для него.

Она снова посмотрела на Павла Константиновича, но уже без холодного высокомерия, а как будто растерянно. Потом перевела взгляд на меня и продолжила:

— Алик… наверняка вы слышали, три года назад сбил женщину насмерть. Да, это ужасно, я всё понимаю. Но он не хотел. Это просто нелепое стечение обстоятельств. В тот день ему исполнилось восемнадцать. Он толком и водить не научился ещё, а отец, мой бывший муж, решил выпендриться — подарил ему спортивную машину. Ещё и подначивал, идиот — оцени, мол, подарочек. И Алик, конечно, тоже дурак, но что с него взять, мальчишка… сел за руль… ну и не справился. Но он хотя бы с места не скрылся! Меня вызвал. Мы всё сделали, лечение оплатили… и потом тоже… помогать хотели родным. У Алика был тяжелейший нервный срыв, он в больнице лежал. Суд всё это учёл. Но родственники погибшей… Они решили отомстить. С мужем позже удалось договориться. А вот старик, отец её… Тот — ни в какую. И он ведь не посадить его захотел, а убить. Жизнь за жизнь, так и сказал. Я Алика отправила в Англию учиться в колледже. Через год он приехал домой на каникулы, и этот безумный устроил на него покушение. Хотел наехать на него. Даже сбил, но нам повезло — Алик успел отскочить. Удар получился несильный, но и то переломы были. Старик тогда выкрутился, скорее всего, он кого-то нанял, потому что и алиби у него оказалось, и машины такой нет, и свидетели говорят, там молодой был за рулем. Уцепиться не за что. Но я точно знаю, что это он. А еще знаю, что на этом он не остановится. Сам он утверждает, что о мести забыл, но материнское сердце не обманешь. Он одержим — единственная дочь была, никого больше не осталось. И я его даже понимаю, я бы сама так же…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Из надменной дамы с холодным хищным взглядом она превратилась в измотанную женщину.

— Я боюсь за сына. Вот и всё. Держу его почти круглый год в Англии, только на лето он приезжает. Но и то запираю его в этот лагерь, потому что здесь он в безопасности и, главное, близко, я могу его навещать, видеть хоть изредка.

— Он мог бы просто понести справедливое наказание.

— Отправить сына на зону? — она усмехнулась и покачала головой. Большая чиновница «вернулась». — Вы, деточка, максималистка в силу возраста, а вот когда у вас будет собственный ребенок — тогда и поговорим. Тогда вы меня поймете, уж поверьте. 

Когда она ушла «вправлять мозги», по её выражению, Алику, директор меня задержал.

— Знаю, знаю, но ты же сама всё слышала. Ну, договорились до первого нарушения, а там всё. Пусть другое место ищет. А вот охранников уволил с волчьим билетом. Тимур сказал, что они спецом не вмешивались. Им еще повезло, что ничего не случилось. А если б что случилось, вообще бы отправил под суд. А Тимур-то у нас молоток, да? Не ожидал от него.

Я дёрнула плечом вместо ответа. Может, я, конечно, слишком остро всё воспринимаю, а я действительно такие вещи воспринимаю остро, но разговаривать с ним как прежде даже через силу не могла.

***

Два дня я никаких занятий не вела, а на третий решила, что хватит отсиживаться. Хотя надеялась, что Алик не явится, но тот пришёл. Сидел, конечно, тихо, ни слова не промолвил за целый час. Да и другие тоже не выступали. Но я не дура, чтобы поверить в то, что беседа с мамочкой так круто его переменила. Скорее всего, просто затаился на время. Хотя, может, я на воду дую. Но в любом случае с ним надо быть начеку.

Для занятия я выбрала любопытную тему, специально для него и его компании. Рассказывала про нашумевших маньяков-насильников, про то, какими они сами были жертвами в девяти случаях из десяти. От омерзительных подробностей меня прямо мутило, но вида я не подавала, а со стороны так вообще могло показаться, что я их смаковала. Нет, мне просто нравилось смотреть, как ерзали и прятали глаза дружки Алика, которые были тогда с ним в бильярдной. Им явно было не по себе.

Но Алик… того ничем не пронять. Он сидел со стеклянными глазами. Ожил только тогда, когда под конец занятия вдруг появился Тимур. Вот тогда он занервничал, хоть и попытался скрыть свою нервозность.

Ладно, я и сама занервничала. Хотя с чего бы?

Всё-таки не понимаю я этого Тимура. В тот вечер, в бильярдной, когда я его остановила, он смотрел на меня так пронзительно, так жгуче… я и передать словами не могу. Но потом, на другой день, я подошла к нему и поблагодарила, а он ответил мне сухо и небрежно, даже грубовато: