Игры по-королевски - Ирина Скидневская

— Уйдите… — Иштван отмахивался от Скальда, как от назойливой мухи. Водитель уже распахнул дверцы автомобиля.

— Вы не уедете, пока не выслушаете меня, Иштван! Потому что я понял… понял, кто главный… Эта серая крыса хромает, чтоб ей!… Главный — это жокей! Я понял это!

Больной взгляд Иштвана на мгновение прояснился. Он с жалостью посмотрел на Скальда.

— Поедемте со мной в больницу… Вам там поставят укол, — дружески предложил он.

Скальд лихорадочно обшарил свои карманы и протянул Иштвану сложенный вчетверо листок бумаги и ручку.

— Подпишите — и можете ехать!

— Что это?

— Подтвердите, что я представляю ваши интересы и действую в соответствии с вашими намерениями.

Иштван снова потерял нить разговора — взгляд его потускнел, а плечи согнулись. Детектив в сильном волнении схватил его за лацканы пиджака.

— Мы размажем их по стенке, — глядя Иштвану прямо в глаза, с нажимом произнес он. — Теперь я знаю, как они это все проделали. Подпишите!

Навсегда сомкнув веки, Лоренцо Дронт, облаченный в строгий синий костюм, лежал на усыпанной цветами широкой больничной кровати. Тайна, открывшаяся ему, отделяла его от остальных, живущих. Она уже почти стерла с его некрасивого, грубо вылепленного лица следы смятения последних нелегких минут и примирила со всем миром, в котором он больше не захотел оставаться.

Встретив Иштвана, Лизатилус тихим голосом сообщил ему, что господин Дронт отказался от реанимационных мероприятий и запретил производить замораживание его тела. При последнем волеизъявлении господина Дронта присутствовали еще четыре врача и больничный юрист. При желании, сказал Лизатилус, господин Иштван может увидеть последние минуты жизни своего отца в записи. Иштван бросил на него дикий взгляд и попросил проводить к отцу.

Как каменный, он присел на краешек кровати и прикоснулся к холодной безучастной руке. Впервые отец никак не прореагировал на его присутствие, и эта его противоестественная отрешенность сказала Иштвану о том, что в свои девятнадцать лет он остался совсем один. Никакой обиды на отца за это у него не было — только горький протест перед несправедливостью и быстротечностью жизни, который он должен был как-то выразить.

— Почему случился сердечный приступ? — спросил он Лизатилуса. — Кто сообщил отцу о том, что произошло? Я запретил оставлять в палате какие-либо средства связи!

Лизатилус протянул Иштвану крохотное черное зернышко.

— Он обманул нас, господин Иштван, — с бесконечным сожалением произнес врач. — Перехитрил… Мы нашли это у него… уже после…

Иштван взял зернышко и поднес к уху. Центр информации Вансеи сообщал о победе крысы номер двести тринадцать… Иштван медленно растер зернышко между пальцами. Слезы градом покатились у него по лицу.

Отец лежал неподвижно, обратив к небу свое усталое лицо, — хитрый лис, перехитривший всех…

9.

Из записной книжки Скальда

Бега 1,2,3 Бега 4

Изолированная крыса. Изолированная крыса.

Изолированный жокей. Изолированный жокей.

Крыса одна и та же. Крыса другая.

Жокей один и тот же. Жокей тот же.

Крыса слишком умна. Крыса слишком умна.

Жокей умен. Жокей умен.

Бега выиграны. Бега выиграны.

Кто главный?

Жокей охраняется до бегов. Мы думали, что крыса охраняется до бегов, но это оказалось видимостью, так как убитую крысу легко заменила другая. Вывод: крыса до бегов не охраняется.

Крысы изолированы, умны, не охраняются.

Жокей изолирован, умен, охраняется.

Кто главный?

Жокей! Жокей!

Но крыса охраняется во время бегов.

Жокей тоже охраняется во время бегов. Он сидит в изолированной кабине, и его никто не должен ни потревожить, ни увидеть — так составлены правила.

Этот отрезок очень важен, потому что именно в это время крысы проявляют свои удивительные способности. Взятое из зоомагазина на территории крысотрона животное по разуму начинает равняться человеку. Что же такое с ней происходит? Поскольку главный — это жокей, то совершенно естественно было предположить, что это он наделяет крысу особенными качествами. Каким образом, мы не знали. Но мы должны были потревожить жокея в его уединении. Нам просто необходимо было на него взглянуть. На чудо-жокея с его чудо-крысами, разорившего Вансею.

Крыса победила — ее охраняют победители-зрители.

Жокей охраняется. Как и все жокеи, он не имеет права выходить из кабины до официального объявления о завершении бегов. Пока крыса не вернулась к своему жокею, этот отрезок времени по-прежнему остается важным. Для тех, кто составил эти правила. Мы должны были помешать крысе номер двести тринадцать вернуться в жокейскую кабину.

— Господа, прошу немедленно вернуть участника под номером двести тринадцать в жокейскую кабину! — безрезультатно надрывался из динамика растерянный голос.

Толпа, сгрудившаяся на площадке награждения победителей, не слышала этих призывов — высоко поднимая над головой серую крысу, радостными криками и возгласами даррадцы праздновали победу. Крыса яростно пищала и все время пыталась вырваться из заботливых и цепких рук.

Запыхавшийся Скальд с трудом разыскал в этой ликующей толпе заместителя Ланса — немолодого, худого, как щепка, человека по имени Рено. И он, и окружавшие его члены Лицензионного комитета были в шоке. Показная сторона произошедших событий, такая увлекательная возможностью демонстрации их собственной принципиальности, вдруг поблекла, и открывшаяся правда, в которую прежде никто не хотел верить, ужаснула всех.

Средства массовой информации мгновенно разнесли по планете свои комментарии результатов бегов, и что означал этот умопомрачительный проигрыш в четыре миллиарда галактических кредиток, сейчас было ясно даже младенцу. Экономическая зависимость Вансеи от Даррада неминуемо должна была вылиться в самые чудовищные формы: полное уничтожение стабильности, образцового порядка, а также разрушение культуры и традиций, создаваемых Вансеей на протяжении столетий. Вансея содрогнулась, и в эти минуты на планете не было человека, который произносил бы имена Дронтов без ненависти.

Скальду потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы втолковать членам комитета, кто он такой. Ему было противно смотреть на их растерянные, жалкие лица. Рено десять раз принимался читать бумагу, которую вручил ему детектив, пока наконец не понял. Скальд очень нервничал, боясь опоздать. Ему приходилось перекрикивать беснующуюся толпу, и он почти сорвал голос:

— Я в сотый раз повторяю вам, господа, это нарушение правил! Вы должны немедленно принять меры!