Иван Ауслендер - Герман Садулаев

За последующий месяц было таких же случаев десять или двенадцать. Стреляли по колёсам джипов, били стёкла, кирпичами кидали. Все джипы извели. Но никого не убивали, нет. Это строго. Потому что никого нельзя убивать, не только человека, но даже и кошечки. Если человек совсем плохой, то можно ему сломать ногу. И клеймо на щёку поставить. Чтобы каждый порядочный христианин видел, когда к нему приближается злодей. Так князья в древности делали.

Сначала работала группа в чёрных балахонах. Их прозвали «монахи», хотя то не монахи были, а я даже и не знаю кто. Потом уже и сам народ, иногда и без балахонов. А потом не нужно стало и портить имущество. А если какой лесовик, или чиновник, или другой большой и сильный человек вёл себя плохо, то ему ватсапом присылали с непонятного номера картинку монаха. Любого монаха картинку. И человек становился более скромным. А что тут поделаешь? Привезли бригаду бандитов – а кого бандитам наказывать? Все люди как люди, обычные. А ночью окружили гостиницу, где бригада бандитов отдыхала перед завтрашними делами, триста человек в балахонах. И факелы зажгли. И просто постояли минут десять да разошлись. Бандиты утром по коням – и куда подальше. Вызывали ОМОН. А что ОМОН? Паспорта проверил у жителей. У всех есть паспорта. Если у кого оружие – то есть разрешение. Искали балахоны. И у каждого в доме нашли балахон. Потому что летом, когда идёшь в лес, там комарьё, там без балахона никак, так объяснили. Пять сотен балахонов изъяли, да и бросили это дело.

А лесовики присмирели. И вообще стало у нас мирно, спокойно. Люди друг другу «здравствуйте» говорят, улыбаются. Если у кого машина получше, так тот старается всех пропускать, едет тихо, а паркуется на самом неудобном месте, проявляя скромность. Вот так, сын мой, любовь Христова победила людскую спесь. Тако же и везде будет. Ни политики, ни законы, ни реформы нам не помогут. А только смирение, сострадание и Христова любовь. Аминь.

После Архангельска была конференция в Париже. Вернувшись из Поморья, Ауслендер сразу стал собираться во Францию. Он купил билет в Париж через Стамбул. В телевизоре нагнеталась антитурецкая истерия. Ауслендер подумал: если рейс отменят, значит, не судьба. Но ничего не отменили. Компания Turkish Airlines спокойно осуществляла свои полёты. Ауслендер прибыл в Стамбул, ночью погулял около Святой Софии, утром вылетел из Стамбула в Париж. В Париже Иван Борисович принял участие в санскритологической конференции, как и планировал. Французский форум совсем не походил на поморский. Если в Архангельске Иван Борисович чувствовал себя единственным сухим профессиональным учёным среди влажных и романтических любителей, фолк-лингвистов, то в Париже, наоборот, Ауслендер себя чувствовал любителем в окружении профессионалов. Не все в российской делегации были рады участию Ауслендера. Зря вы думаете, что филологи, лингвисты, санскритологи, востоковеды и прочие учёные – скучные и бесстрастные люди. О нет! Знали бы вы, какие эмоции кипят в научном мире. Зависть, ревность, интриги. Нашлись неравнодушные российские коллеги, которые обратились к попечительнице форума, герцогине Ю., заявив своё резкое неприятие того факта, что Ауслендер приглашён на конференцию и, таким образом, получается, представляет российскую санскритологию, на что очевидно не имеет права, так как, во-первых, не является действительным учёным, а ушёл в торгаши, во-вторых, запятнал себя участием в политической жизни, чем бросил густую позорную тень на чистую академическую санскритологию, и, в-третьих, как он, этот самый господин Ауслендер, неоднократно сам заявлял, не скрывая, он не признаёт комментарии Бхаскары к «Ригведе» и основанные на комментариях Бхаскары современные переводы на европейские языки, он имеет наглость считать, что ритуализм Бхаскары является поздней попыткой интерпретации поэтики «Ригведы» в ключе школы пурва-миманса и что многие толкования Бхаскары натянуты, что гимны не являлись приложением к ритуалам, напротив, ритуалы разрабатывались на основе литературных метафор из гимнов, в общем, этот господин всё ставит с ног на голову! К тому же недавно он посетил совсем уж смешное и нелепое сборище псевдосанскритологов в Архангельске, где, вероятно, выступал в поддержку старой и глупой теории о полярном происхождении Вед. Герцогиня Ю. оправдывалась тем, что не финансировала приезд Ауслендера, он приглашён всего лишь как свободный слушатель, каковой может зайти и с парижской улицы. Иван Борисович, чтобы не распалять страсти, не стал брать слова и не выступал ни в одном из семинаров конференции.

После завершения конференции Ауслендер решил не возвращаться сразу в Россию, а продлить своё европейское турне. Он нашёл удобный обратный авиабилет из Женевы. Рядом с Женевой был альпийский курорт Эвиан-ле-Бен, тот самый, где разливали любимую Ауслендером воду. Иван Борисович поехал из Парижа в Женеву, в Женеве задержался на день и после отправился в Эвиан. В Эвиане Иван Борисович планировал посетить термальные спа, но заболел. Провалялся с лихорадкой несколько дней и вернулся в Женеву, а из Женевы – в Петербург. В Петербурге Ивану Борисовичу сразу стало хорошо.

Но через три дня после возвращения Ауслендера из Европы случился странный звонок. Незнакомый абонент высветился на экране мобильного телефона. Иван Борисович нажал на зелёную кнопку, принимая разговор.

– Здравствуйте. Иван Борисович Ауслендер?

– Да, это я. Здравствуйте.

– Федеральная служба безопасности. Мы хотели бы с вами поговорить. Приходите сегодня на Литейный. Вы, наверное, знаете, где это. На посту будет пропуск, вас проводят ко мне. Лучше подойти после трёх, но до пяти.

– Хм. А можно завтра?

– Можно завтра. Но лучше сегодня.

Ауслендер не разволновался, ему было скорее любопытно. Овеянный мифами «Большой дом» стоял недалеко от конторы Ауслендера, всего двадцать минут пешим ходом. После трёх пополудни Иван Борисович отправился на встречу, взяв с собой только паспорт. Охрана нашла Ауслендера в списках, Ивану Борисовичу сообщили номер кабинета. В кабинете Ауслендер увидел молодого человека в зеленоватом пиджаке. Молодой человек встал, представился: капитан Латунин, можно просто Игорь Станиславович. Указал на вешалку в углу и на стул. Ауслендер снял полушубок, шапку, развязал шарф и присел. Ничего не сказал, посмотрел на капитана вопросительно, в духе «чем обязан?». Латунин томить не стал, сразу перешёл к делу.

– Иван Борисович, вы, как мы знаем и помним, некоторое время назад принимали активное участие в протестном движении.

– Было такое, – с чувством собственной важности подтвердил Ауслендер.

– Вы были одним из организаторов митингов против действующей власти.

– Не организатором, просто заявителем. И не против действующей власти, а за честные выборы.

– Вы поддерживали контакты с лидерами несистемной оппозиции, в том числе с американскими гражданами.

– Да, один раз встречался с шахматистом. Если вы об этом. Какой страны он гражданин – этого я не знаю. Кажется, господин Тимченко – гражданин Финляндии. Что не мешает… а впрочем, всё равно. Я завязал.

– Мы тоже так полагали. Но недавно вы внезапно предприняли поездку за рубеж.