Иван Ауслендер - Герман Садулаев

– В Париж, на санскритологический форум. Я санскритолог.

– Не только в Париж. После форума вы зачем-то отправились в Швейцарию. Где, как всем хорошо известно, скрываются от российского правосудия некоторые одиозные фигуры.

– А! Вот оно что.

– Мы не хотим причинять вам лишние беспокойства.

– Это отрадно слышать. Утешает и успокаивает, правда.

– Но мы должны стоять на защите государственных интересов.

– Безусловно.

– Когда-то мы уже были невнимательны. И просрали страну. Извините. То есть не мы, наши предшественники. А мы не хотим повторять ошибки.

– Глупо повторять ошибки.

– Мы не повторим. Теперь мы внимательно относимся к агентам иностранного влияния.

– Я санскритолог. Если я и агент иностранного влияния, то только влияния империи Маурьев – знаете, тогда случился расцвет классического санскрита, это было в Индии много веков назад. А теперь никого не осталось. Вряд ли Маурьи нам угрожают.

– Понимаю. И всё же мы просим вас рассказать нам всю правду.

– О Маурьях? Ах, если бы я знал всю правду! Но источники так малочисленны и противоречивы.

– О вашей недавней поездке за границу. Где были, что делали. С кем встречались. О чём разговаривали. В подробностях. Даже если некоторые детали кажутся вам неважными. Мы ведь получаем информацию с разных сторон. Иногда не хватает какой-то мелочи, чтобы пазл сложился.

– О, понимаю.

– Мы не будем настаивать. Ваше сотрудничество с нами может быть только сугубо добровольным. Если вы ничего не расскажете, мы получим необходимую нам информацию из других мест. Но отношение к вам изменится.

– Как?

– Мы до недавнего момента полагали вас лицом в протестном движении случайным. Полагали, что вы осознали гибельность для России всей этой антигосударственной деятельности и образумились. Если же это не так, то мы будем вынуждены считать вас лицом неблагонадёжным. Со всеми вытекающими последствиями. Вы должны понимать. Вы же умный человек.

– Да, вот и моя жена так говорит.

– Что говорит ваша жена?

– Что я умный человек. Что я должен понимать, почему ей со мной неинтересно. Почему она приходит домой за полночь. И вообще.

– О… мне очень жаль.

– Бывает. Вы тоже состаритесь.

– Жена вас моложе.

– Не намного. Просто она лучше сохранилась.

– Понятно. Поэтому вы поехали в Европу один?

– Да, Игорь Станиславович. Вы тоже всё понимаете.

– А как насчёт рассказа о поездке?

– Вам правда это интересно? Ну, куда я ездил, что делал и так далее?

– Чрезвычайно интересно.

– Я не против. Более того, я рад быть полезным. Я тоже государственник и патриот. Если подробный отчёт о моей поездке за рубеж может как-то помочь нашим экспертам и аналитикам, я предоставлю отчёт.

– Ну, не то чтобы отчёт…

– Почему бы и нет? Знаете, я там, в поездке, вёл дневник.

– Любопытно.

– Я, если позволите, его немного доработаю и принесу. Через пару дней. Хорошо?

Капитан Латунин с удовольствием согласился. Ауслендер вернулся к себе в контору. Два дня он действительно приводил в порядок свои путевые заметки и в назначенное время был на Литейном. Он протянул Латунину аккуратно сшитые распечатанные на принтере листки. Капитан стал читать тут же, при Ауслендере. По мере чтения выражение лица капитана менялось, показывая то заинтересованность, то досаду, потом удивление, опять заинтересованность и наконец увлечённость. Закончив чтение, Латунин поднял глаза на Ивана Борисовича, словно только что вспомнил о том, что Ауслендер здесь, в кабинете.

– Это не совсем то, что мы имели в виду.

– Я понимаю.

– Не то, о чём я просил.

– Да. Ну уж чем богаты.

– Тем не менее это интересно.

– Спасибо!

– А вы не хотели бы это… издать? Например, в каком-нибудь журнале. Говорят, есть какие-то такие… журналы. Их потом люди читают. В библиотеках.

– Я сделаю лучше. Я отдам это вам.

– Зачем?

– Опубликовать текст в литературном журнале или даже отдельной книжкой – значит гарантированно обречь его на забвение. Столько выходит книг. Если бы я хотел спрятать государственные секреты – я бы издал их все одной книжкой в небольшом издательстве. Гарантированно: никто не купит и не прочитает.

– А…

– Лучше я отдам это вам. Как отчёт информатора. Вы сдадите это в архив. И архив сохранит нас навечно, меня и вас.

– Понимаю.

– Скоро я ложусь на операцию. Уверен, всё будет хорошо. Обычная операция. Но тем не менее. Если что, если вдруг… У меня опубликованы несколько научных монографий. Ничего особенного, никаких открытий. О них забудут. Что ещё? Я читал несколько докладов, в том числе политических. Где-то остались записи. Их тоже забудут. Но вот я депонирую у вас свои путевые записи о своём последнем перед операцией путешествии. Это самый верный депозит, так я считаю. Через сколько-то лет их рассекретят. И кто-то обязательно прочтёт. Мы все тщеславны. Мы все хотим приобщиться к вечности. Но время классической литературы прошло. Сейчас приобщиться к вечности можно только через архивы спецслужб. Помните того художника, который в Москве поджёг дверь вашей организации?

– О да.

– Я, заметьте, сделал лучше. Никакого хулиганства и вандализма.

– Мы это ценим.

– Спасибо. С вами было очень приятно работать.

– Спасибо. С вами тоже. Заходите ещё. Приносите новые… отчёты. А вот… приложения… Приложения я, пожалуй, верну.

Игорь Станиславович подвинул к Ивану Борисовичу файл с документами и чем-то ещё. Иван Борисович кивнул и вернул файл в свой портфель. На том и расстались. Капитан Латунин покачал головой, усмехнулся и действительно сдал в архив несколько аккуратно сшитых листков, озаглавленных:

Отчёт о зарубежной поездке: путешествие из Петербурга в Петербург через Стамбул, Париж, Женеву и Эвиан-ле-Бен

Настоящим сообщаю, что в период с 8 по 16 января 20.. года я находился в самовольной зарубежной поездке, посетив города Стамбул (Турция), Париж (Франция), Женева (Швейцария) и Эвиан-ле-Бен, который сложно считать городом – скорее это деревня на берегу Женевского озера, в предгорьях Французских Альп. Подробное описание моих приключений и злоключений, а также размышления по поводу увиденного и пережитого следуют ниже, в хронологическом порядке, в форме отчёта, составленного на основе оригинальных путевых записей.

Сегодня 8 января 20.. года. Я заказал такси в аэропорт на 14:30. Таксист (впервые!) сам нашёл мою первую парадную во дворе, рядом с мусоркой, и за 10 минут до срока уже стоял под окнами. Я вышел вовремя. Положил чемодан в багажник, сел на заднее сиденье. Таксист был мужчиной в возрасте около 50 лет. Кажется, он был усатым. Возможно, он не был усатым, просто я сейчас читал о Ницше и представил себе портрет Ницше, а он был усатым, Ницше, и я отождествил Ницше с таксистом, потому что, как выглядел таксист, я забыл немедленно после того, как мы расстались. Водитель-Ницше предупредил меня, что я у него первый пассажир и сдачи с крупных купюр нет. «Всегда ли хорошо быть первым клиентом?» – подумал я. Вот, сдачи нет. Или, например, если ты первый у девушки. У неё наверняка тоже не найдётся для тебя эмоциональной сдачи. Я успокоил водителя, пообещав дать под расчёт. Водитель предложил выбрать радиостанцию. Я сказал, что можно оставить ту, что была включена. Играл поп-рок. Я запомнил песню What took you so long – она звучала, когда мы ехали по виадуку, выводящему с кольцевой автодороги на Пулковское шоссе. Водитель сказал, что в салоне есть Wi-Fi, и я включил компьютер. Открыл почту и написал сообщение герцогине Ю. о том, что я вылетаю в Стамбул и, если всё будет нормально, завтра в 10:25 прилетаю в Париж. Из аэропорта я поеду в отель и, устроившись, буду готов принять участие в мероприятиях.