Ланч - Марина Палей

Мне больно это читать, потому что я понимаю, что и это схема, схема, все равно схема, что мир матери тысячекратно плотней, напряженней, крупнее, трагичней.

Если бы… если б возможно было написать Книгу, дающую представление о том, что именно значит «взращивать человека», — Книгу, подробную, исчерпывающую и самодостаточную, как Библия, — Книгу, в которой был бы поминутно, — нет! — по секундно развернут континуум матери во время всей ее внутренней жизни с ребенком, то есть примерно в полвека протяженностью, — это была бы Книга книг.

Она смогла бы, воздействуя на чувства, убедить, что человека взращивают всю жизнь, а лишают жизни в секунду.

Единственного растят всю жизнь, а в секунду уничтожаются целые массы. («Массы»! Каловые? Пластмассы? Боже мой! Что за странное слово!..)

«…Сегодня они расстреляли 100 человек». «Они уничтожили за два дня 1.000 человек». «От бомбардировок погибли суммарно 10.000 человек». «В репрессиях погибли 100.000 человек». «Общее количество жертв составляет 1.000.000 человек».

Господа, вас действительно впечатляет мельтешение этих нулей?..

«…В той войне погибло двести пятьдесят тысяч. Нет, кажется, двадцать пять миллионов… Нет: пятьдесят миллионов. Впрочем, какая разница».

Эта Книга преобразовала бы отвлеченную информацию в жгущее сердце Знание.

Эта Книга могла бы спасти мир.

Но этого не произойдет. Такую Книгу невозможно написать — это во-первых. Даже будучи написанной, ей невозможно стать прочитанной — это во-вторых. Потому что массовому потребителю не детские клизмочки подавай, но хотя бы подростковые пистолеты. Ну, а в-третьих… Это главный барьер… А в-третьих, даже прочитанная, эта Книга ничего не изменит в мире тотального взаимопожирания. Великая Сила Инерции станет неуклонно адаптировать эту Книгу под нужды Гастера: рекламу, торговлю, жратву, войну. Таким образом, с Книгой произойдет именно то, чего, к счастью для них, не произошло с дальновидными марсианами, стратегически мудро избежавшими встречи со слаборазвитой популяцией человеков.

Новое Знание не возникнет. Но автора этой Книги зато, безусловно, обвинят в дамском пацифизме, прекраснодушии, а возможно, и в малодушии. Логика такова: а ведь кабы не наши деды — славные победы, кручиниться бы нам нынче под неминучим игом…

А сейчас-то мы в каком состоянии, господа?

Разве мы не под игом?

Разве не так же, по-прежнему, мы отбиваемся от тех, кто хочет нас сожрать? Не так ли рвемся сожрать других? Гоняя историю по кругу, получаем индивидуальную возможность родиться, убить, быть убитыми. Это, что ли, и есть Великое Достижение?

Вопрос: Буду ли я в следующем рождении? Если да, то кем? (Стр. 705, 2-я строка сверху, 8-е слово справа.)

Ответ: < буйвол >

Вся строка: < ждет крокодил. Буйвол выбегает на берег. Но там львицы. Он вбегает в >

Весь кусок:

< Буйвол, окруженный львицами, вбегает в озеро — это его последний шанс на спасение. Но в озере его уже ждет крокодил. Буйвол выбегает на берег. Но там львицы. Он вбегает в озеро. Там крокодил. Ему остается выбрать между двумя видами смерти. Львицы терпеливо ждут. Не ждет крокодил. Он нападает. Буйволу удается вырваться. Он выбегает на берег. Там его пожирают львицы. >

Вопрос: Буду ли я в следующем рождении? Если да, то кем? (Стр. 698, строка 16-я сверху, 1-е слово слева.)

Ответ: < посетитель >

Вся строка: < Рядом с ним, на стуле, сидит посетитель. >

Весь кусок:

< Раковый пациент лежит в больничной постели. Рядом с ним, на стуле, сидит посетитель.

Можно подумать: вот лежит заболевший человек. А рядом, здоровый, сидит.

Но это не так.

Они находятся в принципиально разных пространствах. >

Рядом раздался грохот. Я вздрогнул, но не вскочил. Вздрогнув, я уронил пепельницу. Поскольку других звуков не последовало, я несколько мгновений так и сидел, втянув голову, что есть силы прижимая к груди свой Трактат. Каким-то особым чувством я ощутил присутствие чего-то дополнительного на полу, в углу комнаты. Но еще более сильное чувство говорило мне об изменениях наверху.

Я поднял глаза.

Ангел, державший прежде книгу и глядевший в окно, продолжал смотреть туда же, но взгляд его, как мне показалось, стал растерянным, даже испуганным.

В руках его книги не было.

Я бережно сложил Трактат. Слез со стола. В углу, где годами стоял мой некогда бравый зонтик, а ныне чернел его скелет, лежала белая книга. Она даже не раскололась, а замерла, обложкой наружу, раскрытая, как прежде, строго посередине.

Я завороженно смотрел на ее пыльный переплет с рельефным знаком креста, который мне никогда не был виден с пола.

И тут мне пришло в голову загадать… загадать, что я прочитаю сейчас третью строчку сверху, на левой странице, а если там одна строка, то прочитаю третье в ней слово (почему-то я был уверен, что фраза не может быть меньше), и пусть — с громко ухающим сердцем загадал я — это слово подтвердит так или иначе правоту того, что я решил сделать сегодня.

Бесчувственной рукой я поднял с пола холодную гипсовую вещь, которая показалась мне нежданно тяжелой.

С нее свисал остаток паутины.

Я быстро перевернул книгу.

Страницы были пусты.

Напрягая глаза, я поднес к ним эти гипсовые страницы, в надежде разглядеть хоть какой-то значок, черточку, штрих. В верхнем левом углу я увидел крошечную трещинку: трудно сказать, существовала ли она прежде или образовалась от падения. Возможно, это был некий символ, который бы мог подтвердить то, что я спрашивал. Возможно, он мог бы разъяснить большее. Но я не умею расшифровывать символы.

Я сочувственно посмотрел вверх, на растерянного ангела. Каково же было ему назначено: смотреть всю жизнь в пустую книгу. А он нашел в себе силы отвести взгляд. Но не страшнее ли было бы читать всю жизнь одну и ту же фразу? (Тем более, «всю жизнь» для ангела означает «всю вечность».) Но что может увидеть ангел в моем мутном окне?

Я поставил книгу на подоконник. Пусть ангелу будет видно, что с ней все в порядке. Все-таки книга всегда, с самого начала, была частью его тела.

Потом я вытряхнул пепельницу.

Снова залез на стол.

И продолжил гадание.

Мне пришло в голову несколько изменить его. Я решил, что ответами как таковыми могут стать строчки, попавшие в произвольный охват между моими пальцами. При этом страница тоже должна открываться наугад. Эксперимент, освобожденный от магии чисел, показался мне чище.

Вопрос: Правильно ли то, что я собираюсь сегодня сделать?