Состояние аффекта - Ева Львова
Шрифт:
Интервал:
Пока же он двинулся в офтальмологическое отделение навестить Макса Фишмана. Здесь тоже возникли определенные трудности. Бокс номер восемь, в котором, если верить списку, обитал нейрохирург, находился в самом конце коридора и был отгорожен от общего блока запертой дверью. Сквозь дверное стекло приятель видел нужный бокс с заветной восьмеркой на двери, но попасть туда не мог. Борька присел на подоконник и так сидел, ожидая, когда из помещения кто-нибудь выйдет или, напротив, захочет туда войти, чтобы на его «плечах», как выражаются воры-домушники, попасть внутрь. Плечи, на которых Джуниор таки проник в заветный бокс, принадлежали раздатчице из буфета, прикатившей тележку с ужином. Сунув в нос перепуганной женщине выхлопотанный Семеном аусвайс, Борька слез с подоконника и вальяжно вошел следом за ней в запретную зону. Бориса сразу же удивило, что бокс одиозного нейрохирурга больше походит на номер люкс в пятизвездочном отеле, чем на больничную палату. Томясь под дверью, Борька от нечего делать заглядывал в другие боксы, но ничего подобного там не увидел. В других палатах все было вполне достойно, но без роскоши и излишеств. Теперь же Джуниор с нескрываемым интересом озирался по сторонам, рассматривая резную мебель в стиле ампир, картины на стенах, пушистый ковер и пухлый кожаный диван, на котором сидел немолодой смуглый красавец в белоснежном спортивном костюме, выгодно оттеняющем его иссиня-черные волосы, в которых слегка пробивалась седина. Большой любитель футбола, Борька сразу же решил про себя, что сидящий перед ним мужик – вылитый Жозе Моуринью, известный в футбольном мире как нынешний наставник мадридского «Реала». Глаза двойника португальского тренера были устремлены в экран плазмы, занимающей собой всю стену гостиной, а в руках обитатель элитного бокса держал пульт, с помощью которого перескакивал с одного телевизионного канала на другой.
При виде тележки с провизией двойник Моуринью оживился и, выключив плазму, поднялся с дивана навстречу работнице больничного буфета. Однако заметив Устиновича-младшего, выглядывающего из-за спины испуганной женщины, сдержанно кивнул головой и опустился на прежнее место. Вжав голову в плечи, разносчица переставила тарелки на низкий журнальный столик, что-то пробормотала на иврите (Борис решил, что, должно быть, пожелала приятного аппетита) и загромыхала тележкой к выходу. Сочтя момент подходящим, Борис протянул вперед руку для рукопожатия и, споткнувшись о тележку, устремился к Фишману. Поздоровавшись и выслушав предложение сесть, Борис опустился в кресло, устроившись в нем поудобнее. И, хотя Джуниор считал себя хитрее кнессета и изворотливее мыла в тазике с водой, по сути был он парнем бесхитростным, поэтому выложил Фишману всю правду как на духу, думая, что финтит так же ловко, как неуловимый Месси.
– Вы журналист? – с интересом взглянул на загадочного гостя обитатель бокса.
Борис уже собрался было согласно кивнуть головой, притворяясь журналистом, как застывшая в дверях раздатчица открыла рот и по-английски выпалила:
– Он из полиции, мистер Фишман, держите с ним ухо востро!
Делать было нечего, пришлось признаваться.
– Добрый день, я адвокат Борис Устинович из адвокатского бюро «Устинович и сыновья», – приятно улыбаясь, проговорил Борис, не спуская злых глаз со спины удаляющейся разносчицы. – По поручению Агаты Рудь разыскиваю ее родителей. Господин Фишман, известно ли вам что-нибудь о местопребывании Льва Рудя, ведь вы были знакомы?
И, покосившись на покрывшееся корочкой пюре, рядом с которым покоился кусок рыбы с овощами, предложил:
– Вы ешьте, я подожду. А то будет совсем холодное.
– Да вы не беспокойтесь, я всегда могу разогреть в микроволновке, – отмахнулся нейрохирург. – Хотите чаю?
– Не откажусь. Уютно тут у вас, – одобрил Борька.
– Молодой человек, – устало проговорил Фишман, опуская в сервизные чашки заварочные пакетики и наливая из кулера кипяток. – Я живу в этом боксе больше двадцати лет. Естественно, я здесь обзавелся всем необходимым.
– Двадцать лет вы лежите в больнице? – ужаснулся приятель.
– Не верится, да? – усмехнулся Фишман. – Я перенес огромное количество операций, чтобы вернуть себе зрение после аварии, и только месяц назад снова смог видеть.
– Что за авария? – ухватился за ниточку Устинович-младший, незаметно включая диктофон. – Где и когда она произошла?
– Обычная автокатастрофа, случилось это на восемьдесят пятом шоссе, – нехотя ответил Фишман, заметив манипуляции кудрявого друга.
– Постойте, но ведь конференция проходила в Тель-Авиве, а восемьдесят пятое шоссе расположено в северной части Израиля, – обнаружил хорошее знание предмета кудрявый друг. За время своего недолгого пребывания в этой стране он успел изрядно поколесить по Израилю в поисках более дешевых поставщиков для ресторана и поэтому неплохо представлял себе топографию местности.
– Дело в том, что кроме науки меня увлекает рыбалка, – смущенно признался Фишман. – Коля Жакетов договорился с турбазой в Тверии, и после закрытия конференции мы втроем отправились на озеро Кинерет ловить тиляпию.
– Кто-то заснул за рулем? – сочувственно осведомился Борис.
– Никто не заснул, Лев подвинулся рассудком, – поморщился нейрохирург. – Жакетов вел машину, а Лева сидел рядом с ним и крутил в руках фигурку обезьянки, попутно рассказывая про трех обезьян сандзару, которые символизируют буддийскую идею отрешенности от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу зла и не говорю о нем, значит, я защищен от него» – так считают буддисты, ну, или что-то в этом роде. Лева прекрасно лепил из хлеба и раскрашивал скульптурки красками. Он, знаете ли, из детского дома, и детдомовское детство не проходит бесследно. Еще в Москве Лев слепил для Агаты две маленькие обезьянки – «невидения» – ми-дзуру, и «неслышания» – кика-дзуру.
– Да, я помню этих обезьянок, Агата их очень бережет, говорит, что это память об отце, – подхватил Борька.
– Перед тем, как вырвать у Жакетова руль, Лев вдруг заговорил о том, что только что доделал для дочери третью обезьянку – «неговорения» – ива-дзуру. Сказал, что хотел бы умереть вместе с ней и унести с собой в могилу все черные тайны, которые не дают ему жить, после чего оттолкнул Николая и крутанул руль на девяносто градусов. Мы вылетели с дороги, машина несколько раз перевернулась в воздухе и упала на крышу. Я потерял сознание и очнулся уже в больнице в абсолютной темноте. Перенес бесчисленное количество операций, и только теперь врачам удалось вернуть мне зрение.
– Неужели вам все эти годы было все равно, что стало с двумя другими пассажирами? – подталкивал собеседника к разговору на интересующую его тему Борька.
– Почему же, я знаю, что и Николай, и Лева выжили.
– Это вам Жакетов сказал?
– Не только. В Интернете имеется информация, что Лев Рудь владеет клиникой, специализирующейся на искусственном оплодотворении. Но с Левой я по вполне понятным причинам не поддерживаю отношений. Зато с Колей тесно общаюсь, он – моя единственная связь с Родиной. Приятно, что генерал Рудь меня не забывает. Все, что вы видите в этой палате, куплено на средства отдела «Сигма». А как поживает Агата?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!