От марксизма к постмарксизму? - Йоран Терборн

Марксизм зародился в Европе, и его диалектическая концепция истории лучше всего соответствовала европейскому пути в и сквозь современность – путь естественных перемен, порожденный конфликтом сторонников и противников современности, какими бы их позиции изначально ни были. В рамках европейской современности марксизм выигрывал там, где конкурирующие силы за лояльность рабочего класса были слабы и дискредитированы неудачами. Непосредственно справа от него был либерализм или, в латинских странах, радикализм. В Великобритании либерализм был сильным и решительным; во Франции и до некоторой степени на Пиренейском полуострове таковым являлся радикализм. Справа также располагались христианские демократии, но они начали развиваться после марксизма и приобрели влияние только в странах с сильной церковью, которая была независима от государственной бюрократии: Католическая церковь в странах Бенилюкса, долине Рейна, Южной Германии и Италии, и воинствующие (Geredormeerde) кальвинистские церкви Нидерландов. Слева от марксизма располагались анархизм, анархо-синдикализм и русское народничество. Анархисты вскоре были маргинализированы в большинстве мест за исключением Андалузии; анархо-синдикалисты проиграли в Италии и Франции, как‐то сохранив свои позиции только в Испании; народники потерпели суровые поражения в конце XIX века в России. Марксистскими твердынями были северная часть Центральной Европы, области от Южной Скандинавии до Центральной Италии и Восточная Европа, где рабочий класс сформировался, не имея предшествующего опыта современной идеологии. В автократической России, где было недостаточно свободы выражения для любой современной идеи, после поражения народничества марксизм стал основным языком интеллигенции. Немецкая социал-демократия была безоговорочным центром притяжения европейского и мирового марксизма до 1914 года. Немецкий был главным языком марксизма либо непосредственно, либо в качестве источника для перевода даже в странах, чья культурная ориентация была преимущественно пророссийской, таких как Сербия или Болгария, или французской, как в Румынии. Журнал Карла Каутского «Die Neue Zeit» был ведущим изданием.

Первая мировая война и ее последствия оказали сильное, но противоречивое воздействие на европейский марксизм. Октябрьская революция привлекла существенную когорту рабочих и интеллектуалов к марксизму, а новые коммунистические партии развернули энергичную работу по публикации и распространению работ Маркса и Энгельса. В Германии определенное академическое послабление имело место в социал-демократической Пруссии, куда входил и Франкфурт. Но марксизм социал-демократических партий угасал в Центральной и Северной Европе, уступая прагматическому реформизму в Австрии – до фашистского переворота в 1934 году – и в Норвегии, где живой марксизм, возглавляемый группой ярких историков и политиков, вдруг расцвел внутри и вокруг сильно радикализованной Рабочей партии.

Во Франции и в Великобритании новым сторонникам марксизма понадобилось время, чтобы окрепнуть, чему не способствовали ни давние немарксистские традиции национальных рабочих кадров, ни другие прогрессивные движения, ни сектантская нестабильность новых коммунистических партий. В Италии фашизм вскоре отправил марксистов в тюрьмы, ссылки или заставил замолчать.

В большевистской России марксизм процветал, поддерживаемый щедрым академическим финансированием. Начиная с ранних 1930‐х годов, тем не менее, сталинская террористически навязываемая официальная точка зрения привела к длительному подавлению творческой мысли. Задолго до этого изначально авторитарные черты революции сдерживали интеллектуальные дискуссии, что заставило, в частности, Георгия Гурвича и Питирима Сорокина покинуть Россию, чтобы стать выдающимися (немарксистскими) социологами в Париже и Кембридже (штат Массачусетс) соответственно.

В остальной Европе перспективы марксизма становились все более мрачными. Большинство государств, возникших на обломках многонациональных империй, были или вскоре стали авторитарными и не отличались терпимостью по отношению к марксизму и любым другим формам радикального мышления. За исключением Чехословакии, которая, будучи левоцентристской демократией с сильным движением левого интеллектуального авангарда, продолжала сопротивляться националистическим вызовам. Впрочем, ее интеллектуальные круги больше занимались эстетическими вопросами, а не теорией. В любом случае распространяющийся национализм маргинализировал марксизм среди студентов и интеллектуалов.

Вторая мировая война и ее непосредственные последствия изменили интеллектуальный ландшафт Европы. Новые коммунистические режимы открыли Восточную Европу для институционализации марксизма, но в их рамках марксизм не развивался ни как теория, ни как наука. Креативный, абстрактный философский марксизм, тем не менее, развивался от Югославии до Польши, где после крушения сталинизма ему также удалось соединиться с социологией и классовым анализом в работах Юлиана Хохфельда, Станислава Оссовского и др. В Восточной Германии экономический историк Юргер Кучинский создал монументальную серию по социальной истории и статистике в 40 томах «История положения рабочих при капитализме». Но после 1968 года наиболее интересных марксистов в Восточной Европе заставили замолчать, изгнали или предали забвению178.

В Центральной и Северной Европе после Второй мировой войны произошел интеллектуальный поворот в сторону Америки. Это было время, когда американская эмпирическая социальная наука, в особенности социология, политическая наука и социальная психология, поддержанные щедрыми американскими стипендиями, были восприняты и прижились в Европе179. Быстрее всего вошли в моду более эмпирицистские и консервативные варианты американской социальной науки. Марксизм был оттеснен на поля крайне левой политики. Во Франции и Италии, напротив, марксизм пожинал плоды Сопротивления, помимо прочего извлекая выгоду из большей устойчивости латинизированной культуры перед американизацией. Философия продолжала оставаться на своем интеллектуальном троне; среди французских и итальянских интеллектуалов марксизм, или диалог с марксизмом, стали доминирующим модусом дискурса. Большие и обладающие ресурсами коммунистические партии прикрывали этот дискурс. Марксизм также был теоретическим языком, которым пользовались в социалистических партиях. В 1949 году были опубликованы работы Антонио Грамши, которые добавили оригинальности марксистской традиции, хотя продолжительное время это имело значение только в Италии. Культура и интеллектуалы тем самым находились в фокусе анализа политики и классовых отношений. Марксизм направлял послевоенную французскую историографию на исследование революции, академически благословленное нахождением в руководящих постах Жоржа Лефевра и Альбера Собуля на кафедре Истории французской революции в Сорбонне. Это также имело отношение к великой школе «Анналов»180.