Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия - Аарон Бек

постоянно опасался, что люди воспримут его как пустое место, нечто, что можно использовать и выкинуть. Всегда интерпретировал замечания любого облеченного малейшими полномочиями лица как оскорбление или умаление его достоинства. Эти ремарки – даже когда речь шла о совершенно других людях – он воспринимал как утонченным образом направленные против него. Еще у Оскара была привычка видеть в обсуждениях с другими людьми ориентированный лично на него антагонизм, например если кто-то в разговорах о политике или спорте просто с ним не соглашался.

В ходе психотерапии он стал осознавать, что произвольно и безосновательно воспринимал любые высказывания других в качестве выражения презрения, пренебрежения и неуважения к своей персоне. Я указал Оскару на то, что он «на автомате» приписывает умысел чьему-либо поведению, хотя оно лишено личностной направленности, а нейтральное взаимодействие в его голове становится серьезной конфронтацией. Ему следовало научиться отстранению от возникающих произвольных смыслов и умению принимать за чистую монету то, что говорят другие люди – так, как оно и есть.

Реакции Оскара не была уникальной. Важно отметить, что феномен отнесения всего на свой счет (или персонализация) наблюдается и у нормальных индивидуумов, а не только у тех, кто имеет проблемы клинического характера. Очень многие придают личностные, эгоцентрические смыслы своим отвлеченным взаимодействиям с чужими людьми, например с продавцами в магазинах или с другим обслуживающим персоналом, думая: «Я ему не нравлюсь» или: «Она смотрит на меня свысока».

Когда два (или более) человека вовлекаются в конфронтацию, для каждого становится важно, что тот, другой чувствует и думает о нем. Однако они могут «освободиться», если один из них вдруг решит, что на конфронтацию не стоит тратить силы и энергию, потому переводит разговор на нейтральную тему или просто уходит. Точно так же вмешательство третьего лица, говорящего «брейк» или «ну уймитесь и успокойтесь», может привести к аналогичному психологическому «разоружению» и разрядить атмосферу враждебности. Зацикленность на том, что думают другие, и персонализация их действий отчасти являются выражением придания чрезмерной важности тому, как эти другие оценивают данного человека.

Психотерапия способна помочь людям осознать степень зацикленности на своем социальном имидже и результирующую тенденцию оказаться вовлеченным, готовясь дать отпор в воображаемой или реальной конфронтации. В большинстве случаев анализ нашего образа, который могли сформировать у себя другие люди, особенно незнакомые, не имеет большого смысла и значения, поскольку они мало влияют на нашу жизнь. Открытое и прямое сосредоточение на совпадениях в оценках или разногласиях, которые могут быть связаны с деловыми переговорами, более продуктивно, чем беспокойство о возможных потерях и проигрыше. Однако вполне возможно, что в более ранние эпохи быть принятым или отвергнутым другими членами своего клана, столкнуться с чужаком могло выливаться в вопрос жизни и смерти. Сегодняшние остатки этих анахронизмов могут приходить в противоречие с нынешним пониманием тонких компромиссов в обычных взаимодействиях, будь то в личной жизни или профессиональной деятельности; но их можно преодолеть, если вовремя распознать.

Сильные и неадекватные, даже неуместные реакции могут случаться, когда какое-то событие затрагивает жизненно важные вопросы. Упомянутая в главе 3 Луиза пришла в ярость из-за своего сотрудника, допустившего незначительную ошибку. Причиной гнева была не ошибка как таковая, а ее персонализированное значение, приписанное самой Луизой. Для нее оказался критически важен вопрос о доверии – это показывали ее мысли: «Я не могу быть уверена в том, что он правильно сделает даже самое незначительное дело». Подобные «горячие» вопросы возникают вокруг мотивов лояльности, верности и честности. В соответствии с «правилом противоположности», которое является неотъемлемой частью первобытного образа мышления, если индивидуум однажды проявил себя не преданным и верным, а нечестным, то он является вообще нелояльным, вероломным мошенником. Такое восприятие дестабилизирует отношения, пробуждает в «жертве» гнев и стремление отомстить, наказать обидчика.

Интерпретация действий других людей как направленных против себя может приводить к восприятию любого другого человека в роли врага или как минимум соперника. Например, Боб, о котором я писал в главе 4, пришел в медицинскую клинику и услышал от администратора лишь то, что его не может осмотреть нужный врач, поскольку он не принес свои страховые карточки Blue Cross / Blue Shield. Узнав, что они обязательны, Боб обозлился на женщину-администратора и стал орать на нее. Его мысли были следующими: «Она доставляет мне неприятности; намеренно устанавливает множество правил исключительно для того, чтобы меня унизить». Только позже он осознал, что администратор в регистратуре просто следует стандартной процедуре и ни в коей мере намеренно не усложняет ему жизнь, но тогда уже было слишком поздно, чтобы успеть на прием к нужному ему врачу. У Боба имелись давние проблемы с тем, чтобы принимать какие-либо правила и подстраиваться под них. Когда он сталкивался с правилом, применявшимся к нему лично, решал, что человек, следовавший данному правилу, безосновательно к нему придирается. Пережив мимолетные ощущения собственной слабости и беспомощности, Боб озлоблялся и оказывался склонным к тому, чтобы разразиться бранью в адрес предполагаемого антагониста.

Дихотомическое мышление

Друзья прозвали Альфреда «Последним разгневанным человеком» (повторяя название книги[82]). Они заметили, что он сильно раздражался, если какое-то дело не шло так, как он хотел или планировал. Было более-менее очевидно, что его гневливые реакции – результат внутреннего ощущения того, что он не имеет влияния на других людей. Когда какой-то друг с ним не соглашался или вроде как игнорировал его замечания, он думал: «Меня никто не слушает», – и его охватывали злость и гнев. Когда жена однажды не согласилась с его предложением, он автоматически подумал: «Она не считается с моим мнением». Когда Альфред не смог убедить водопроводчика немедленно прийти для устранения течи в одной из труб, его мысль была: «Я ничего не смогу добиться от этих людей». Всякий раз он чувствовал себя побежденным, слабым и беспомощным.

Альфред рассматривал каждую подобную ситуацию в терминах своей эффективности или неэффективности. У него мог быть только полный контроль за происходящим или, наоборот, никакого контроля. Такое дихотомическое мышление является выражением лежащего в его основе убеждения: «Если мне не удается влиять на других людей, значит, я неэффективен и беспомощен». Он, особо не вдаваясь в детали, судил о ситуациях в соответствии с этой формулой, и если решал, что эффективен (в меньшинстве случаев), в течение короткого времени чувствовал удовлетворение. Когда же у него не получалось влиять на других людей с немедленно проявляющимся результатом, он ощущал обиду, а затем злость и гнев.

Сравнивая себя с другими, Альфред находил, что они более эффективны во взаимодействиях с людьми, чем он, и в большей мере владеют ситуацией. Его гнев вызывался тем, что он представлял других людей упрямыми и