Второе восстание Спартака - Андрей Константинов

– Мало ли почему муж мог задержаться, – осторожносказал Спартак. – Сейчас на дорогах заторы, на попутку так просто непосадят, про пригородные паровики уж и не говорю...

– Да ладно вам успокаивать, я не совсем дурочка, – онапровела ладонью по волосам. – За это время от Ленинграда можно было пешкомдойти. Война – случиться могло всякое, от недоразумения до... донепоправимой беды. Что именно – пока нам не узнать, поэтому нечего гадать.Налейте лучше, Спартак, нам еще по рюмочке...

«Да, ешкин кот, – подумал Спартак, наклоняя бутылку надсдвинутыми рюмками, – тяжело бедолаге приходится. Жить совсем однойпосреди леса. Ждать прихода врага. Причем сперва надо убедиться, что это именнонемцы подходят, а только потом взорвать тут все и уходить. А немцы начнутпреследовать, она не может об этом не думать!»

– Подождите! – Оля вдруг хлопнула в ладоши. – Какже я забыла!

Вскочила, подбежала к окну, откинула занавеску, поднялакрышку какого-то ящика, стоящего на подоконнике... Надо ж, патефон, а рядом настуле стопка пластинок! Оля взяла верхнюю пластинку, поставила на круг,опустила иглу. Заиграл вальс.

– Давайте, товарищ лейтенант, попробуем забыть, что идетвойна. Ну что же вы меня не приглашаете? Или танцевать не умеете?

Спартак поднялся из-за стола. Подошел к коменданту Оле,церемонно поклонился. Когда он обнял ее и чуть приблизил к себе, почувствовалзапах духов «Кремль» – такие же, которыми пользовалась и Влада. А потом былаеще одна пластинка, и еще одна, еще немного вина, переход на «ты», первыйпоцелуй, еще одна пластинка и уже долгий поцелуй...

Потом всю ночь пахло полевыми травами, духами «Кремль» ипo2том. А в открытое окно вместе с луговым ароматом, ночной прохладой истрекотом кузнечиков нет-нет да и ворвется отзвук далекой канонады. Все-такивойна где-то рядом...

Это, бесспорно, была самая страстная и одновременно самаянежная ночь в его жизни. Наверное, такое возможно только на зыбком островке,случайно всплывшем посреди войны, только когда завтра вам предстоитрасставаться и, скорее всего, не суждено увидеться вновь...

А потом, завидев рассвет, расчирикались ранние пташки.

– Ты не думай, что я уже похоронила мужа, – Олязапустила руку ему в волосы. – И я люблю своего мужа. Просто неизвестно,что с нами со всеми будет завтра... Вернее, – она откинула голову,посмотрела на окно, – уже сегодня.

– Сегодня я должен буду улететь, – сказал Спартак.Глубоко вздохнул: – Оля...

– Тсс, – она прижала палец к его губам. – Неговори ничего. Я знаю, что ты хочешь сказать. Тебе не за что оправдываться инезачем мне что-то обещать. Нам было хорошо, нам сейчас хорошо, мы подарилидруг другу ночь, давай ее просто запомним, – она ласково провела ладоньюпо щеке Спартака. Потом положила голову ему на грудь: – Чертова война. Этонадолго, я это чувствую...

– В последние две свои увольнительные я не заходил домой,думал, еще десять раз успею, – зачем-то сказал Спартак, закрывглаза. – Не успел. Хорошо хоть письма пока доходят. Сестра пишет, что еепризвали в армию. Переводчицей. Встретимся ли?..

– Сестра младше тебя или старше? – спросила Оля.

– Старше. Знаешь, есть такой исконно русский типаж:«непутевая баба», вот это про нее. Вроде бы образованная, умная, а...непутевая. Жизнь не ладится. С хорошей работы выставили, с замужеством неполучилось. В нее давно влюблен наш сосед, которого мы зовем между собойКомсомолец, но ему она взаимностью не отвечает. И как думаешь почему? Поидеологическим разногласиям. Ну разве так должно быть, а? Хотя... в последнемписьме она как-то странно написала... Его на фронт отправляли...

– И последнюю ночь сестра провела с ним, – уверенносказала Оля. – Это по-женски – вознаградить за преданность в любви.

– А мама осталась одна, – продолжал откровенничатьСпартак, гладя ее русые волосы. – Хорошо, в квартире еще есть соседи. Нетак тяжело, помогут в случае чего. А в городе, пишут, начались перебои спродуктами. Я откладываю понемногу из пайка, надеюсь, когда-нибудь вырвусь вувольнительную хоть на день, отдам.

– Ты хороший, – сказала комендант Ольга. –И почему, чтобы нам встретиться, нужно было начаться войне? Тихо, молчи,ничего не говори. Я все знаю. И то, что война-то нас и разлучит...

К ангару за ним пришел лично командир эскадрильи Серегин:

– Пошли, лейтенант.

Спартак поднялся с земли, отряхнул задницу и направилсявместе с майором к командному пункту.

– Слушай меня внимательно, Котляревский, – сказал Серегин,чуть сбавив шаг. – Ты уже догадался, что эти крысы прибыли по твою душу.Так вот, усвой главное: ты виновен, и тебя придется наказать...

– Я виновен? В том, что самолеты не радиофицированы?!

– Не перебивать, лейтенант! – Серегин не повысил голос,но прозвучало как окрик. – Еще раз повторяю: ты виновен, и этого неизменить. Усвоил? А чего ты, собственно, хотел? Напомню тебе, что ты невыполнил полетное задание – оставил бомбардировщики без прикрытия, и один«эсбэшный», между прочим, был сбит. На твое счастье, зенитным огнем. И побольшому счету неважно, что или кто тебе помешал, факт есть факт – задание тыпросрал. Сейчас вопрос стоит по-другому: какое наказание ты получишь. А можешьполучить по полной. Трибунал...

– То есть как... трибунал? – Спартак в растерянностидаже остановился.

– Вот так, – устало сказал Серегин. – Пошли,некогда. Тебя захотят прижать к ногтю, намерение такое, кажется, кое у когоимеется. Но ты не дрейфь раньше времени, будем отбивать тебя изо всех сил. Тебяхотят показательно наказать. Что от тебя требуется... Давай договоримся так. Тышипы-то не выпускай и иголки не топорщи. И никаких мне театральных жестов:бросания на стол партбилетов, разрыва рубах на груди – мол, стреляйте, тыловикипозорные! Спокойно, по-деловому объяснишь еще раз, как было дело, как ты этоописал в рапорте... Ведь ты описал, как было на самом деле? – Серегинпристально взглянул на него.

– Врать не приучен, – буркнул Котляревский.

– Значит, спокойно, по-деловому объяснишь свои действия. Иточно так же отвечаешь на вопросы. И очень тебя прошу, не уходи в сторонуот конкретики. Без всяких обобщений, умозаключений и обвинений. Держи себя вруках, даже если тебе вдруг покажется, что дело пахнет жареным.

Они дошли до дверей КП, Серегин взялся за дверь.

– Понял, – сказал Котляревский.

– Тады ладно.

В ленинскую комнату народу набилось – мухе негде упасть. Ихотя все свои смотрели на Спартака с пониманием и сочувствием, Мостовой дажеподмигнул из толпы, Спартак шел мимо ребят к небольшой сцене как сквозь строй.

На сцене, за столом, покрытым красным сукном, сидело трое чужих.И что это именно чужие, было сразу видно по водянистым глазам. Двое в форме,один в штатском. Ну прям особая тройка на выезде. Спартаку предложили поднятьсяи занять одинокий стул с краю. Спартак сел и мигом почувствовал себя мишенью втире.