Вместе тоже можно... - Ирина Муравская

— Ты ведь понимаешь, что я тебя не пущу? — для убедительности их пальцы сплелись на её груди, прижимая тем самым её к себе ещё сильнее.

— Слушай, — извернувшись, она встретилась с ним взглядом. — Я понимаю, тебе очень удобно держать меня возле себя. И домработница, и кухарка, и любовница. Однако не поверишь, я себя тоже не помойке наш…

— Могу, — перебил её Максим.

— Что? — не поняла та. — Что ты можешь?

— Это ответ на твой вопрос. Могу. Могу полюбить. Уже это делаю.

Что-то со звоном упало в пятки. Точно не сердце, потому что оно, наоборот, будто встало поперёк горла. При попытке сглотнуть стало трудно дышать. Или это вовсе не из-за сердца, а от захлестнувших её эмоций.

— Хотелось бы верить, — мягко улыбнулась ему Женя, вежливо высвобождаясь из объятий и вылезая из ванной. — Но ты у нас вроде однолюб. А однолюбы быстро не переманиваются.

На неё непонимающе уставились.

— Это ты сейчас мне так завуалировано пытаешься сказать, что я сам не знаю, что говорю?

— Наверное, знаешь, — стащив с сушилки полотенце им наспех обмотались, выжимая собранные в жгут волосы. — Но я так устала быть на втором месте, что не уверена, что хочу снова во всё это вляпываться.

— На втором месте? — Максим выбрался на сушу следом, в секунды собирая вокруг себя на коврике огромную лужу. Нет, они точно затопят жильцов снизу. — А кто на первом, не подскажешь?

— Ты знаешь.

— И всё же просвети, не сочти за наглость. И смотри мне в глаза, когда мы разговариваем.

Женя, взгляд которой и правда бегал где только придётся, уязвлённо надула губы. Нашёл время отчитывать.

— Я говорю о твоей безответной любви к Нелли! — бросили ему с вызовом, желая пошатнуть мужскую самоуверенность, однако промахнулись. Максим и бровью не повёл.

— Какой любви, прости?

— Не знаю уж какой. Видимо безответной, раз ты до сих пор хранишь её шмотки! Или в розовую пижамку любишь сам наряжаться? Чистишь зубы её щёткой, томно вздыхаешь, а потом сидишь в компании единорога и пьешь какао под сопливую мелодраму? Готова поспорить, вчерашний лифчик тоже её. И я даже знать не хочу, как он у тебя оказался и что ты с ним делаешь, — слова вырывались из неё неконтролируемым потоком. Козырь сама удивлялась количеству яда в ней, но это было видимо где-то на уровне рефлексов. Обидеть самой, чтоб не обидели тебя.

Максим удивительно спокойно выслушал тираду.

— Выговорилась? — когда стало понятно, что монолог завершён, уточнил он.

— Вроде бы, — безрадостно кивнули в ответ.

— Хорошо, — Майер стащил с себя отяжелевшие мокрые спортивки, с которых продолжало течь ручьём, и забросил их обратно в ванную. Ну вот. Теперь в одних боксёрах стоит. Какое тут хладнокровие? — Постой тут и хорошенько осмотрись. А когда закончишь, я жду тебя на кухне: скажешь, чего не нашла.

Растерянная Женя осталась одна, не очень понимая, что он имел в виду. Чего она тут не найдёт? Здравого смысла? Логики? Перспектив? Зуб…. Зубной щётки, дошло до неё лишь минут пять спустя. Розовой зубной щётки, о которой она только что вспоминала! А на полке с химией больше не стояло женского шампуня.

Он всё… выбросил? Выбросил? Когда? Вчера? Раньше? Признаться, она настолько привыкла к этой атрибутике, что особо не акцентировала на ней внимание. Точно была лишь уверена, что с неделю назад точно всё стояло на месте — она тогда зеркало от разводов вытирала и всё переставляла.

— Ну что? — как ни в чём не было встретили её, ошарашенную и сбитую с толку, отпивая остывший кофе. Одеваться Макс не торопился. Так и стоял: раздетый и охринительно шикарный. — Есть контакт или едем в оптику за очками? Или ты предпочитаешь лин… — поцелуй, благодарный, жадный и отчаянный, прервал его насмешливую тираду. Жадный и страстный. Настолько страстный, что сгущался воздух. Электризовалось пространство. Наливались свинцом ноги, а внизу живота маняще ныло. Плохо закреплённое полотенце упало на пол. Вернее, ему помогли упасть. Чтобы их тела могли без препятствий касаться друг друга. Чтобы она могла касаться его. Везде. А значит нужно избавиться от последней детали… — Погоди, я хоть… Ооу… — Максим только и успел отставить кружку, когда с него начала стягивать боксёры. Женя сразу шла с козырей, полностью оправдывая свою фамилию. Козырная червовая дама.

Его козырная дама.

С ней всё было по-особенному. Взрыв, космос, потерянная связь с реальностью. Она ошибалась, говоря о второстепенных ролях. У таких девушек не может быть вторых мест. А если кто-то считает иначе, то он мудак и слабоумный торчок.

Торчок, который не так давно влепил Майеру судебный иск за причинение морального и физического вреда. Самый мужской поступок — мстить через чернила и бумажонку. А у этой сопливой ноющей девчонки точно есть яйца? И у Жени не спросить. Ни к чему ей знать подробности. Это не её забота. Он разберётся с этим говнюком сам.

Максим не учёл лишь того, что всё тайное становится явным. Рано или поздно. Эта древняя истина была прописана на скрижали бытья многие столетия назад и ещё ни разу не давала сбоев. Так что Козырь обо всём узнала сама. Просто немногим позже. И не от него.

В тот день она сидела в кресле, подобно послушной отличнице: ноги вместе, ладони на коленках, спина прямо. На кофейной столике лежал маленький пластиковый пегас: почему-то голубой и с розовыми крыльями. Пегаса забыла Мила. Макс вечно натыкался после приезда мелких на такие вот заначки. Собственно, именно из-за этого за ним и закрепилась шуточка: мол, он любитель радужных единорожек. Плюшевая игрушка, спрятанная за креслом, потому и была подарена. По-доброму, без злого умысла, так что какие обиды? К тому же, единороги же правда миленькие.

Однако Женю сейчас заботила не детская игрушка. Она сидела и смотрела на большую фарфоровую куклу, стоящую рядом на подставке. Чёрные длинные волосы, прямая чёлка, пухлые губки бантиком на бледной коже, румянец щеки, большие глаза и белое платье в пол — ей же не казалось, нет? Кукла явно кого-то напоминала. А если точнее — её саму.

Максим потратил две недели, чтобы найти то, что хотел. Перерыл весь интернет сверху донизу, пока не остановил выбор именно на этой модели. Абы что не хотелось. Только конкретику. Так, чтобы взглянув сразу становилось понятно — кому предназначался подарок. И адресат понял. А потому не сдерживал слёз — редкое для неё явление. Хорошо, то Майер ещё пару часов назад уехал, можно было не стесняться эмоций. Потому что они захлестывали через край. Выворачивали наизнанку.

Кукла была чудо как хороша: шарнирная, дорогая, коллекционная, однако не цена делала её такой особенной. Цена и ценность — разные понятия. И эта вещица перед ней была бесценна, потому что никто и никогда прежде не делал для неё ничего подобного. «Я обещал ♡», размашисто было написано на записке, лежащей рядом. Обещал, да. И слово сдержал.

Женя долго не могла наглядеться на подарок. Вроде бы уже взрослая клуша, а трепет и восторг как у пятилетней девочки. Хотелось рассматривать, трогать, проверить на функциональность каждый шарнир, коснуться кружев на юбке, погладить гладкие волосы.