Леди-горничная убирается - Илона Волынская

Мужчина в кровати шевельнулся, приподнял голову и расслабленно-сонным голосом пробормотал:

— Весьма интересно, что было в тех ящиках на складе?

Такие вот у лорда имперского советника, барона Трентона после ночи любви интересы. А чего, собственно, я ожидала?

Я молча выскользнула за дверь. Мне не нужно было заглядывать в увезенные ящики, чтобы знать, что там. В последних вспышках гаснущего светляка я увидела след в луже мазута — четкий отпечаток ружейного приклада. Но я не собиралась оповещать члена Имперского Совета, что мой братец на нашей, семейной фабрике, производил вовсе не скобы и шпингалеты.

— Тяжелая ночь, дорогая тетушшшка?

— Отличная ночь, моя дорогая не-совсем-племянница. — хмыкнула я в ответ. — Хотя и не простая, да…

— Неужто что-то новое пришлось делать, или непривычное? — фальшиво изумилась Агата. — Вы ж давно лорда Трентона… обслуживаете?

Сколько сарказма! Хотя у меня и без того не было сомнений, чью тень я видела ночью в коридоре.

Тристана похоронили утром. Гости дома деликатно остались в своих комнатах, рядом с гробом были лишь я, Марита, и Агата. Девчонка казалась мне лишней, но гнать ее я посчитала дурным тоном. Обе слегка растерялись, когда дворецкий с конюхом понесли гроб в сторону кухни. Слуги оставили нас, а выражение лиц невестки и ее дочери стали и вовсе незабываемыми, когда я коснулась рукой обшарпанной стены — и та вспыхнула нестерпимым светом, делая видимой дверь к алтарю. Вот так жили в доме годами, а оказывается, рядом с кухней сияющий проем открывается… и то ли музыка слышна, то ли волны рокочут… алтарь принимает ушедшего главу рода. Каким бы он ни был, со всем его достоинствами, недостатками, победами, ошибками… забирает его к себе. В себя.

Алтарь — это род, а род — это алтарь, да живут они долго!

Я налегла плечом, как грузчик, и втолкнула гроб в это сияние. В полыхающем проеме на миг соткалась фигура Тристана, свет вспыхнул, вышибая слезы из глаз… и все исчезло. Осталась я. И Марита с Агатой, поглядывающие на меня с неожиданной и приятной опаской.

Теперь мы, все трое, стояли в холле в ожидании гостей. Это похороны дело строгое, интимное, только для родовичей, а вот на Черный бал явятся все: и приглашенные, и неприглашенные, и ближние, и дальние, и приятели, и соседи, и те, кто знаком с де Молино, и те, кто о нас лишь слышал, и даже те, кто раньше не слышал вовсе! Фло со вчерашнего дня металась на кухне, служанки скребли дом и двор, и к вечеру собрались увольняться. У Мариты началась истерика, но Костас отправился в Приморск, в недавно появившееся там агентство по найму прислуги. К утру в поместье явилась пятерка горничных. Были они разного возраста и телосложения — и совсем молоденькие, слегка испуганные девчонки, и крепкие тетки средних лет. Но всех их отличало немногословие и полное отсутствие суетливости. Они просто все сновали и сновали, как пчелы, но уже к середине дня дом сверкал, мозаики переливались, стекла обрели невиданную прозрачность, от пола и перил пахло свежей мастикой, лестницу и колонны обвивали гирлянды темных роз, а на террасе рядом с бальной залой ждали столы с напитками и легкой закуской. Даже Костас смотрел на горничных с восхищением и легким страхом.

Между похоронами и балом вдруг оказалось куча времени, когда мной никто не интересовался! Так что я успела немного поспать, сделать прическу, отпороть от бального платья одну из лент и завязать ее изящным бантом, пряча оставшуюся после ночи с душителем синюю полосу на горле. Следы ночи с Трентоном прикрыла пудра… да и декольте на платье было неглубоким. К счастью, я обошлась без лишних глаз: горничные из агентства убирали дом, а Тита с девчонкой занимались Агатой. Они то забегали, то выбегали из ее комнаты с примочками, тазиками и причитаниями про бедную девочку. Я была согласна — девочка, конечно, бедная. И даже несчастная. Стала, после того как попыталась пока меня не было, добраться до оставленного в комнате свертка с платьем. А недалекой была всегда, иначе понимала бы, что если лезешь в комнату мага без разрешения, обязательно станешь и бедной, и несчастной.

Мое появление в черном бальном платье подарило мне еще несколько незабываемых минут. Правда, Марита лишь поджала губы, зато Агата скривилась так, что пудра, прячущая появившиеся после ночного визита ко мне в комнату оранжевые пятна, начала осыпаться. Я прошла мимо них к парадной лестнице, обеим дамам ничего не оставалось, как следовать за мной.

— Я ему все расскажу! — прошипела мне в ухо Агата.

— Кому? — не оглядываясь, поинтересовалась я.

— Де Орво расскажу, про то, что вы с лордом Трентоном ночью вытворяли! — злорадно сообщила моя недоплемянница.

Я покосилась на нее снисходительно — да ты и половины не знаешь, девочка, что мы за ночь умудрились натворить!

— И Сигурду тоже! Ни один из них на вас не женится!

— Не женится. — убежденно согласилась я.

Агата радостно закивала… и замерла в задумчивости — что это я так легко соглашаюсь?

— Я не ищу мужа, Агата. Совсем. Я собираюсь возглавить род де Молино, и… Это, кажется, ты потеряла у меня в комнате? — я растянула завязки бального мешочка и вытащила… едва поместившиеся внутри внушительные садовые ножницы. — Нашла на полу возле шкафа… с платьем для Черного бала. — и сунула ножницы Агате в руки.

— Мама! — Агата посмотрела на ножницы, на меня… — Ты видишь? Я тебе говорила, что это из-за нее у меня все лицо в пятнах! Она наколдовала! Сама, считай, призналась! — и гневно потрясла ножницами.

— Агата, замолчи! — простонала Марита, одаривая что меня, что дочь почти одинаковыми — крайне недобрыми! — взглядами.

Продолжить нам не дали.

— Лорд де Орво, лорд Криштоф де Орво, леди де Орво и де Орво! Гарнизон-командор лорд Улаф Рагнарсон и его офицеры! — в этот момент провозгласил Костас и в распахнутую дверь ввалилась целая толпа — старик де Орво со своими невестками в наглухо закрытых черных платьях, Улаф, Сигурд, ротмистр Мамовский, еще господа в мундирах. И Криштоф. Я увидела удивление на лицах… и в воцарившейся тишине старый де Орво ехидно поинтересовался:

— Она рехнулась или весь мир с ума сошел и теперь на балах так модно? — и узловатым пальцем указал на ножницы в руках Агаты.

— Очень тяжело смерть Тристана переживает. — сладко пропела я. — Как бы вовсе счеты с жизнью не свела.

Новая пауза и…

— Отдайте мне эти ножницы, барышня Агата… пожалуйста! — попросил Сигурд, тихонько, бочком подбираясь к Агате.

— Что вы ее слушаете? — Агата метнула на меня яростный взгляд. — Не надо говорить со мной, как с сумасшедшей! — и гневно взмахнула ножницами.

— Эй, девчонка, это Тристан тут помер! — рявкнул де Орво. — Вот же бабы, на чужих похоронах зарезаться готовы, лишь бы на себя внимание перетянуть!

Забыв о правилах и этикете к Агате ринулись со всех сторон — все, даже невестки де Орво: