Я иду тебя искать - Ольга Шумяцкая

Я высадил Алену у ее дома, подумал, вылез из машины, и пошел за ней. Мне не хотелось оставлять ее одну. Она, казалось, не замечала меня. Мы поднялись наверх, вошли в ее квартиру. Она сразу прошла на кухню, а я, неловко потоптавшись, стащил кроссовки и сунул ноги в Гришины тапки. Но тут меня охватило такое непреодолимое тошнотворное чувство, такое бешеное отвращение, что я скинул эти чертовы тапки, схватил их и, брезгливо держа двумя пальцами на вытянутой руке, чтобы, не дай Бог, не замараться, выбежал в одних носках на лестничную клетку и бросил в мусоропровод. Вернулся в квартиру, поспешно надел кроссовки и пошел к Алене.

Она стояла посреди кухни у стола, глядела перед собой и методично помешивала ложечкой в чашке с чаем. Ее рука дрожала.

— Зачем он это сделал? — спросила она, не оборачиваясь.

Я молчал. Я не знал, зачем он это сделал.

— А ты… ты тоже думаешь, что это набор слов? — по-прежнему не оборачиваясь, сказала Алена ровным голосом.

— Нет! — выкрикнул я. — Я так не думаю!

Выкрикнул, наверное, слишком поспешно. Она вздрогнула и сгорбилась. Что-то она услышала в моих словах, чего в них не было, чего я в них не вкладывал, чего совсем не имел в виду. Я просто хотел ее разубедить. Но в моей поспешности она услышала подтверждение своим тайным страхам. Я зажал рукой рот, но было поздно.

— Не ври, — печально и чуть презрительно проговорила она. — Я тут, пока ты возился с тапками, кое-что сделала.

— Что? — шепотом спросил я, замерев от ужаса, таким мертвенно-ровным и страшным был ее голос. Я понимал, конечно, что ничего ужасного она за три минуты моего отсутствия сделать не могла, но все-таки…

— Да ничего особенного, не бойся. Подошла к компьютеру и уничтожила этот… этот… в общем, это.

В меня впустили воздух.

— Ах это… — выдохнул я и засмеялся.

— Не вышло. Не вышло. Не вышло. Ничего у меня не вышло. Ничего из меня не вышло, кроме Гришиной жены. И тут потерпела фиаско. Фиаско… — шептала Алена, и ее ложечка все сильнее и сильнее билась о стенки чашки, издавая пронзительный звук, похожий на птичий крик. И вдруг: — А что ты, собственно, смеешься?

— Ничего, — сказал я, подавляя радостный смешок. — Все в порядке. Вот, гляди. — Я вытащил из кармана ее флэшку. — Здесь все осталось. Слышишь, осталось! Хорошо, что ты мне ее дала, правда? — И я помахал перед ее лицом висящей на шнурке флэшкой.

Алена обернулась. Глаза ее сузились. Резким движением она бросилась ко мне, вырвала флэшку и побежала в комнату. Две секунды я стоял в остолбенении посреди кухни, а потом ринулся за ней. Когда я подбежал, она яростно щелкала мышкой. Я схватил ее за руку и дернул к себе. Ее пальцы сорвались с покатого бока мышки, и мой указательный непроизвольно вжался в левую кнопку. На экране появилось сообщение «Ваш документ удален».

Я уничтожил Аленину книгу.

Я все еще стоял перед компьютером, тупо глядя на эту подлую надпись и не понимая, что случилось, когда раздался Аленин голос:

— Не смотри так. Это не убийство. Всего лишь уборка в доме. Выкидываем скелеты из шкафов. Ты хороший, правда. Спасибо тебе. Но сейчас… знаешь, сейчас лучше иди домой.

Но я не хотел уходить.

— Ты долго это писала? — спросил я.

— Долго, — сказала Алена.

— Трудно? — спросил я.

— Трудно, — сказала она.

— Там, в деревне, осталась распечатка. Можно я съезжу, заберу? — спросил я.

— Нельзя, — сказала она.

— А эта женщина, бабочка, — это ты? — спросил я.

Алена слабо улыбнулась:

— Это лирическая героиня. Тебе пора.

Я подошел к ней, наклонился и дотронулся губами до ее губ. Ее губы были очень сухими И твердыми. Она подалась назад и ладонью мягко отвела мое лицо в сторону.

— В таких случаях обычно говорят: «Я не готова, еще не время, ах, как это неожиданно!» Или на худой конец: «Нам надо получше узнать друг друга». — Я попытался перевести все в шутку, чтобы скрыть неловкость, но в моих словах была горечь, и она ее услышала.

— Иди, иди, — тихо произнесла она, и я пошел.

Выйдя на лестницу, я прислонился лбом к холодной масляной стенке и так стоял довольно долго, не помню, может, минут двадцать или полчаса. В Алениной квартире зазвонил телефон. «Кто это так поздно?» — успел подумать я и тут услыхал ее голос.

— Поднимайся, — устало произнесла она.

Я быстро взбежал на один пролет вверх и спрятался в маленькой нише между окном и стеной. Лифт пошел вниз, потом наверх, загремела его железная дверь. Я слегка наклонился вперед, высунувшись из своего укрытия. У Алениной квартиры стоял Виктор. Он оглянулся, словно боялся, что за ним следят. Выражение его лица было странным, неестественным, что ли, нет, скорее несвойственным ему, каким-то неуверенным, немного жалким. Он нажал на кнопку звонка, и дверь тут же распахнулась. Алена не впустила его, а сама сделала шаг ему навстречу и оказалась на лестничной клетке. Облитые ярким светом дневных ламп, они были полностью видны мне, как будто стояли на сцене, а я сидел в театральной ложе. Виктор схватил Алену за плечи и притиснул к себе. Она обхватила его и, словно в отчаянии, вцепилась в рубашку на его спине. Он сунул свою черную бороду в ее черные волосы, и так, перепутавшись, перемешавшись, превратившись в единое косматое чудовище о четырех ногах и руках, они ввалились в квартиру.

И я понял. Поздно, но понял. Алена была тем «мотивчиком», о котором так ничего и не сказал Виктор, когда мы с Денисом спрашивали его, чего он к нам приклеился. «Ольга?» — изумлялись мы, прихлебывая пиво под красными зонтами на Страстном бульваре в виду памятника Высоцкому. Ага, Ольга. Как же…

Мы все реже вспоминали о Нем. Это нормально. Мы уходили, Он оставался. Нам не хотелось оглядываться назад. Мы стали забывать. Прошлое постепенно становилось черно-белым, похожим на стоп-кадры старой кинохроники. Оно больше не двигалось, не жило — застывало. Да и с этих стоп-кадров Его фигура все чаще вымывалась, замещаясь неясным размытым силуэтом, а то и просто белым пятном. Будто мы стояли, сгрудившись вокруг пустоты. Да, мы стали забывать, но наша жизнь почему-то с каждым днем все больше и больше зависела от Него. Не от Него самого, разумеется, а от Его смерти. После Его смерти появилась Женя, и все начало путаться. Нас не рассыпало по жизни. Напротив, мы сплотились, слиплись, спрессовались, сплелись в какой-то чудной кривоватый клубок, из которого торчали обрывки и обрубки наших нервов, жил, корней. Иногда я думал, что лучше бы нам было разойтись после похорон в разные стороны и больше никогда не встречаться. Да к черту такая близость, от которой температура тела скачет, как теннисный мячик! Какого черта Он умер? До Его смерти я не знал, что люблю Алену. А что мне делать сейчас? До Его смерти Гриша сходил с ума по-тихому, по-домашнему. А сейчас он опустился до подлости, окончательно потеряв не только соображение, но и собственную личность. Какого черта Он оказался не тем, за кого себя выдавал? В результате мы получили Виктора с его девушками. И что теперь делать Ольге, которую этот Виктор засосал по самую макушку? А Алена? Зачем она полюбила этого косматого лося? По какому праву? Кто ей разрешил? Почему не меня? Как она узнала, что любит его? Женя подсказала — змея с алмазным взглядом, который взрезал наши души почище любого хирургического скальпеля? «Ольге, что ли, завидуешь?» Так она сказала, подлая тварь. Женя, опять Женя. Куда ни сунься, везде Женя. О себе в этой ситуации я старался не думать. Я мужик, чего мне? Выдержу. А вот об Ольге думать боялся. Если она узнает, что Виктор с Аленой, то… Я даже не мог себе представить, что с ней будет. Утешало одно: у Виктора с его сомнительной репутацией столько девушек, что Алена просто станет одной из них. Утешало? Да о чем это я? Может, меня лично это и утешило бы, но Алена… Что станет с ней, если Виктор ее обманет? Я готов был еще раз пережить жуткое чувство, когда тебе в грудь словно втыкают железный кол, чувство, которое я испытал, следя за ними из своего укрытия на лестнице, да что там, я готов был переживать его каждый день, лишь бы горечь разочарования больше никогда не коснулась Алены. Хватит с нее Гриши. А Ольга… Да пусть она захлебывается горючими слезами, выбрасывается в окна, вскрывает себе вены, хрен с ней. Если совсем честно, на нее мне наплевать. Она-то как раз из тех, кто получает то, что заслуживает. А вот Алена ни разу не получала того, что действительно заслужила. Она, такая внешне уверенная, твердая, холодная, резкая, на самом деле была беззащитна. Прошлой ночью я понял одно: я убью Виктора, если он поступит с ней так же, как с остальными. Но отчего-то мне казалось, что не поступит. Отчего-то мне казалось, здесь сценарий будет другим. В том, как они вцепились друг в друга вчера ночью, не зная, что находятся под прицелом чужого пристрастного взгляда, было что-то обнаженное. Не в смысле тела. В смысле — вот перед тобой два абсолютно обнаженных человека, сейчас они такие, какие есть на самом деле, они никого не стесняются, ни на кого не оглядываются, ни перед кем не позируют, никому не подыгрывают. Они настоящие. Истинные. Только я тут ни при чем.