Сказки темного города. Соната - Наталиса Ларий

– Бог мой, – прошептала я. – Ничего более великолепного в жизни не видела.

Затем быстро вскочила на ноги и пошла умываться к реке, пару раз обернувшись назад, словно боясь, что волк вернется и передумает насчет того, чтобы оставлять меня в живых. Опустившись на колени, задумчиво зачерпнула холодную воду в ладони. В теле была такая легкость, словно накануне ничего и не произошло. Смыв утреннее сонное состояние, вернулась к догоревшему костру и увидела, что Радан уже снова пребывает в своем человеческом обличье. Увидев меня, он протянул пригоршню каких-то ягод блекло-розового цвета.

– Съешь это. Они нейтрализуют остатки яда и придадут сил.

Пересыпав ягоды мне в ладонь, он едва улыбнулся, явно видя в моих глазах ноты настороженного состояния.

– Ты тряслась так ночью, что мне пришлось согревать тебя таким образом…обернувшись в волка, – проговорил он.

– Спасибо, – тихо ответила я, опустив глаза под его пристальным взглядом, затем посмотрела на него и спросила, – а ваш волк…он – это вы, или он как отдельная сущность?

Радан усмехнулся.

– Он – это я. Только словно в другом мире. Мире, где правят животные.

– Ваш волк, он такой…красивый. – проговорила я и почувствовала, как меня снова начинает пробирать то абсурдное в данной ситуации чувство симпатии и женского интереса к этому мужчине.

– Ты первая ведьма, которая говорит мне такие вещи, – хмыкнул он. – Обычно я слышал в свой адрес не слишком лестные слова.

– И много подле вас было ведьм? – повела я бровью. – Таких, которым вы нравились?

Радан враз стал серьезным. Стальной взор, и я поняла, что снова говорю то, что ему не по нраву.

– Мы не завязываем отношения с ведьмами, – строго бросил он мне в ответ.

– Почему? – не унималась я, поскольку правда не знала почему вервольфы и ведьмы всегда так настороженно относились друг к другу, ведь эту сторону отношений в нашем ковене никто никогда не озвучивал, это всегда называлось одним словом «табу». – Идрис рассказывала, что в ее семье был случай, когда вервольф женился на ведьме. Портрет ее до сих пор висит у них над камином в доме, хотя и заведено убирать такую память об умерших на чердак.

– Эфириаль. Да, ее феномен знают все наши от мала до велика. Но она – исключение. В основном ведьмы приносили нашему народу лишь головную боль. Причем независимо от того, были ли это светлые, или же темные. Это не запрещено, но мы стараемся не заводить постоянных отношений с вами.

– Это почему еще?

– От вас непонятно что можно ожидать, и вы редко принимаете природу вервольфов, соглашаясь на обращение. Очень часто ведьмы в тяжелые моменты становились на сторону своих, предавая наших. А самое главное – вы не умеете хранить верность, – повел он бровью.

– Что за чушь? – удивленно вскинула я брови.

– Хорошо, сколько в вашем ковене пар, которые не завели себе интрижку на стороне? При дворе допустим.

– Я…не знаю, – пожала я плечами, хотя прекрасно знала из рассказов тетки, что придворные не отличаются постоянством связей, даже если заключенные брачные союзы на первый взгляд и достаточно крепкие.

Мама. В какой-то момент я нахмурилась, вспомнив ее историю, и поняла, что, возможно, вервольф и прав. У всех в тех семьях, которые я знала, были действительно любовники у женщин и любовницы у мужчин. И мало кто это скрывал.

– Вы, наверное, правы, – сухо бросила я в ответ. – Я сама выросла в тени того, что сделала мать. И столько лет жила в недомолвках со стороны отца. Почему он не задал вопрос о том, его ли я дочь, кому-то из вервольфов раньше? Вы же ему сказали, что я его ребенок. Так почему нельзя было сделать этого раньше?

Радан повел бровью, затем сдержанно ответил:

– Никто ему бы не сказал этого. Даже я сделал это из злости, зная его историю. А так…ни один из вервольфов никогда не откроет никому тайну происхождения. Это табу. По той же причине, по какой и ваши предки не открывают завесу того, кому принадлежит кровь в венах у ребенка. Наше чутье исключительно для нашего народа и не более того. Мы не помогаем в таких вопросах. Чистота отношений находится исключительно в ваших руках, и рожденные дети не должны страдать от того или иного поступка.

– А откуда вы все знали?

– Стражники Кириана имеют слишком длинные языки, – ответил сдержанно Радан.

– И что они говорили? – мой голос дрогнул, настолько стыдно мне было спрашивать у этого мужчины такие нюансы, касающиеся моей жизни.

– Не более того, что знаешь ты сама, – в голосе вервольфа отчетливо послышались успокаивающие нотки, словно ему было не все равно то, что я смотрю на него, едва сдерживая слезы, которые предательски начали набегать на глаза при мысли о родителях.

– А вы…что бы вы сказали о поступке моей мамы? – я вскинула голову и сомкнула дрожащие губы, ожидая ответа.

Радан молчал с четверть минуты, затем проговорил:

– Чтобы что-то сказать о ее поступке, нужно пройти тот путь, который прошла она. Этого не могу сделать ни я, ни ты. А раз не можем этого сделать, значит и судить ее не вправе. Кто знает, будь жив Листрат, может ты была бы его дочерью и жила в любящей семье, где мужчина и женщина уважают брачный союз, и их дети растут в любви и внимании. Поэтому не вороши то, о чем и понятия не имеешь. И никого не слушай. Ни отца, ни вообще кого-либо, кто будет лить грязь на ту, которая жизнь тебе дала. И отца не суди за то, что вел себя так по отношению к тебе. Сомневаться в отцовстве – самое страшное наказание для мужчины. Даже растить заведомо чужого ребенка не так страшно, как смотреть в глаза малыша и задавать себе вопрос, твой ли он. Я не оправдываю его, нет. Просто говорю, что у всего есть своя история и не всегда она сладкая. Теперь, когда он знает, что ты его дочь, больше чем уверен, что он вернет с торицей то, что задолжал тебе. И хоть вернуть утраченное невозможно, но это все лучше, чем никогда его не получить. Поэтому, не грусти, маленькая ведьма, когда ты вернешься в ковен, у тебя будет совсем другая жизнь, я более чем уверен в этом.

Радан ласково поддел пальцами мой подбородок и нежно провел по нему пальцами.

– Другая, иначе и не скажешь, – горько усмехнулась я. – Дант мне устроит эту…другую жизнь. В этом я не сомневаюсь.

Радан ничего не ответил на это, лишь кивнул мне, чтобы шла за ним. Я грустно выдохнула и двинулась следом. Уже входя под крону древних деревьев, я остановилась и окликнула вервольфа. Радан обернулся и недоуменно посмотрел на меня. Собравшись с мыслями, я проговорила глухим голосом:

– Я не воссоздам Мортэм. Что бы вы мне не сделали.

Радан нахмурил свои черные брови и взгляд его глаз словно сжег всю мою уверенность в один миг. В такие моменты под гипнотическим действием его платиновых глаз я вспоминала, что моя жизнь полностью в его руках.

– Я ничего тебе не сделаю. Ты сама захочешь ее воссоздать, – с подчеркнутым спокойствием, в котором не было ни тени угрозы, проговорил вервольф и, развернувшись, пошел в чащу леса своими едва слышимыми шагами опытного хищника.