Восьмерка, которая не умела любить - Валерия Леман

— Бабки не нужны, — томно проговорила Света, искоса поглядывая на меня. — Вечеринка — по поводу окончания съемок фильма, все оплачивает студия.

Парочка оживленно заворковала о том, когда и где им лучше всего встретиться, чтобы вместе рвануть на гулянку. После чего Васек, видимо переволновавшись, извинился и исчез в стороне ватерклозета.

Когда мы остались одни в комнате, Света снова достала сигарету и попыталась закурить. Я подсуетился и сломал длинную Moor прямо в ее пальцах.

— Сказал же, что не люблю дыма!

Девушка торжествующе оскалилась.

— Ты злишься.

— Я не злюсь, мне просто жаль Васька. Он хороший парень и не виноват, что я не хочу на тебе жениться.

— Нечего за него переживать, — зло сощурилась Света. — Уверяю, я сделаю все, чтобы твой Васек был счастлив.

— Ты злишься, — повторил я ее слова и попытался так же торжествующе оскалиться.

Светлана резко поднялась, повесив сумку на плечо.

— Я не злюсь, мне просто жаль тебя.

— Ах так? — поймал я ее на слове. — Тогда докажи это. Дай адрес Вадима Мыльникова — уверен, ты побывала у него дома.

Некоторое время девушка внимательно меня разглядывала, словно перед ней стоял уродец из паноптикума, потом продиктовала:

— Васильевская, пятьдесят два, квартира сорок четыре. Живет с мамой. Вера Ивановна, бывшая учительница, преподаватель физкультуры. Как видишь, я не злая. Я — очень добрая.

В этот момент в комнате появился розовый от счастливого волнения Васек. Ботаник подхватил Свету под руку, подмигнул мне и отправился провожать даму сердца в обратный путь. В смысле, до калитки.

— Что происходит?

Голос Заки, в одних трусах по колено спускавшегося по лестнице, оторвал меня от скорбных дум. Кстати, засранец курил гаванскую сигару. Я выхватил ее и с удовольствием пару раз пыхнул ею сам.

— Брат, это свинство, — только и сказал Заки на мой жест.

Я не ответил. Все-таки неприятно, когда тебя заменяют другим на твоих же глазах. Никогда не прощу Свету.

Наш общий с киноведкой друг Лунатик жил по соседству с банком, который охранял доблестный Шкаф. Что дало мне повод еще раз подумать о том, сколь тесен мир.

Оставив дружеское общение с подозреваемым Шкафом на потом, я поднялся по широкой парадной лестнице на третий этаж и остановился перед дверью подозреваемого Лунатика, с тайным удовлетворением отметив, что номер его квартиры в сумме дает пресловутую восьмерку. «Восьмерка, которая не умела любить», — произнес я не без патетики и нажал на кнопку звонка.

Поистине, в трудные времена мне стоит заняться квартирными кражами без взлома. Просто удивительно, сколь доверчиво отдельные граждане нашей битой-перебитой страны открывают мне двери своих крепостей, без всяких околичностей пропуская внутрь. Высокая крупная дама с синеватыми кудрями, в голубом спортивном костюме и со свистком на груди при виде меня широко улыбнулась.

— Ну, тонкий и звонкий, чем могу быть полезна?

Выглядела она стопроцентной училкой физкультуры — не хватало только свистнуть в свисток и сделать мах ногой. Я улыбнулся столь же широко и даже изобразил полупоклон.

— Я хотел бы видеть Лу… Вадима. Дело в том, что когда-то мы вместе учились в литературном институте, и вот сейчас проходил мимо…

Училка задорно мотнула головой и жестом предложила мне следовать за ней в просторную, с высоченным потолком гостиную. Я осторожно прикрыл за собой дверь и подчинился приказу.

— Вадима нет дома, — проговорила родительница Лунатика, рухнув на диван и закинув ногу на ногу, — но это не значит, что мы не можем просто поболтать. Меня зовут Вера Ивановна.

Я отрапортовал о своем имени-фамилии, что дало физкультурнице повод поинтересоваться моими этническими корнями. После данного предисловия разговор наконец вошел в нужное мне русло.

— Литературный институт, — удрученно вздохнула Вера Ивановна, — это трагедия всей моей жизни. Если б вы знали, молодой человек, как я мечтала видеть сына на спортивном поприще — этаким загорелым атлетом в белых шортах. Но Вадим родился слабеньким, болезненным. Черт знает чьи гены вмешались, но я все-таки добилась превосходных результатов. Каждое утро — пробежки, холодный душ, зимой — лыжи, коньки. Кроме того, безусловно, гантели, тренажеры. Бог мой, в семнадцать он был чистый Адонис — тонкий и звонкий. Я все сделала для того, чтобы его приняли в физкультурный институт, а Вадим, нате вам, без моего ведома подал документы в гадкий писчебумажный вуз.

Я сидел напротив физкультурницы, вдавленный в кресло непостижимым образом Лунатика-Адониса. Словно прочитав по обескураженному лицу неожиданного гостя мысли, мадам усмехнулась и решительно поднялась.

— Идемте, я вам кое-что покажу.

Эту комнату с полным правом можно было назвать молельней: стены ее были сплошь увешаны черно-белыми и цветными снимками, на которых подтянутый, мускулистый Лунатик отжимался, подтягивался на турнике, стрелял из ружья и тягал гири.

Я глазам своим не верил. На одной из стен красовались всевозможные дипломы оного Лунатика за достижения в пятиборье.

— Ну как? — торжествующе уставилась на меня потрясающая женщина и мать. — Впечатляет?

И вправду сказать, более чем впечатляло. Я вспомнил все наши бесконечные студенческие издевательства над очкариком Лунатиком, о том, как всего-то пару дней назад лично схватил его за грудки, и мне стало дурно. Да парень при желании мог свернуть мне шею как цыпленку! Вот уж действительно — внешность обманчива.

— Это мой кабинет, — пояснила хозяйка, заложив руки за спину и в задумчивости прогуливаясь вдоль собственной фотовыставки. — Сам Вадим ни за что не хотел вешать на стену грамоты и снимки. Сказал, что презирает культ тела и силы, дескать, мозги и душа — вот сокровище человека. Сын даже в детстве никогда не дрался. А я вот, если меня ударят по правой щеке, левую не подставлю.

Глядя на внушительную фигуру дамы, можно было поверить ей на слово.

— Значит, Вадим пятиборец? — вежливо уточнил я. — Странно, он никогда не походил на спортсмена. А как же его плохое зрение?

Вера Ивановна небрежно махнула рукой.

— Последствие травмы. Сыну в буквальном смысле упал на голову кирпич с крыши. Мне кажется, Вадим сам притянул его усилием воли, чтобы бросить занятия спортом. Но, между прочим, в тир продолжает ходить и даже в очках стреляет превосходно.

Разумеется, я взял ее замечание на заметку.

Лето продолжалось, солнце жарило, антиперспирант не давал мне потеть, а круг подозреваемых все ширился. Итак, застрелить изменщиков Каси могли защитник семейной чести Шкаф, очкарик Лунатик, прячущий под одеждой тело Адониса, киноведка Света, подозрительно часто мельтешащая в моем доме, а кроме того, еще масса неучтенного народа, улики против которого я могу отыскать в любой, самый невинный момент.