Совок-7 - Вадим Агарев

перед собой и упивался тоскливой безысходностью.

— Что теперь со мной будет? — не вспоминая про сидящих в камере жену и друга, всерьёз озаботился своими близкими, но такими нерадостными перспективами плоскопятый злодей.

— Да откуда мне знать, Соснин, что с тобой будет?! — равнодушно пожал я плечами, — Тут теперь всё от тебя самого зависит! Если хватит у тебя мозгов повести себя правильно, то через час домой пойдёшь. Под подписку. О невыезде. Вместе со своей хулиганкой-женой. А не хватит, то домой она пойдёт одна. Без тебя. Потому что тебя, гражданин Соснин, я арестую и ты до суда будешь в тюрьме сидеть! А это очень плохо, Соснин! Для закона и для судьи с его народными заседателями это будет означать, что ты социально опасен. Одно дело, когда ты до суда на работу ходишь и занимаешься общественно-полезным трудом, и совсем другое, если ты всё это время в СИЗО просидел! Суд на это смотрит очень внимательно, Соснин! И учитывает при назначении меры наказания.

Зёрна искушения были брошены и теперь пришло время сеять ядовитые семена раздора. Гражданину Соснину следовало помочь с доводами его обоснованной неприязни к его же подельнику. Чтобы облегчить морально-нравственные терзания относительно предательства моторостроительного приятеля. Или, быть может, даже друга.

— Ты задумайся, Соснин! Этот твой прыщавый почти юрист втравил тебя в блудняк, да еще и умничает, следствие против вас четверых настраивает! Он, троечник бестолковый, возгордился, надрочил вас своими наставлениями и вот тебе результат! — начал я процесс разобщения, — Тебе, Валера, из-за этого придурка теперь в лагере сидеть придётся! И хорошо, если только три года дадут! А, если судья и "кивалы" от щедрот своих пятерик тебе отвалят?! Или того больше?! Оно тебе надо? При такой-то красавице жене?! — вспомнил я чрезмерно упитанную мадам Соснину, готовую ради мужниной свободы возлечь со мной на жертвенный камень правосудия. — По-твоему, это дружба, Соснин?! Когда из-за амбициозного полудурка Горшенина у вас с женой судимости на всю жизнь повиснут? Ты мне скажи, нужен тебе такой друг?! При котором тебе и врагов не надо?

— А жена, Лариска-то моя здесь при чем? — вяло возмутился потерянный Валерий Макарович, — Ей-то судимость за что?

— За красивые глаза, Соснин! — жестко рыкнул я, отодвинув от себя пустой стакан, — Ты чего здесь взялся придурка изображать?! Ты же читал показания ваших баб! Там черным по русскому изложено, что и та, и другая матом во всю Ивановскую лаялись! В машине потерпевшего. И тем же матом потерпевшего Трякина на всю улицу громогласно поливали! А это, Соснин, как ни крути, а двести шестая статья! Слушай, а может твой друг Горшенин специально вас подучил при задержании заведомую чушь молоть? — я пытливо всмотрелся в лицо хулигана, изображая искреннюю заинтересованность.

— Не знаю! — неуверенно выдохнул расстроенный передовик-дебошир, — Козёл он! — уже более определённо добавил выкрестившийся из пролетарского сословия слесарь.

— Ты, давай уже, определяйся, Соснин! Некогда мне! — опять зевнул я, глядя на золотеющий за окном рассвет, — Куда ты сейчас поедешь? В тюрьму или домой?

— Домой! — незамедлительно принял судьбоносное решение тяготеющий к свободе комсомолец, — Мне нельзя в тюрьму!

— Из-за плоскостопия? — не удержался я, взглянув на передовика производства, сохраняя на лице грустное безразличие.

— И из-за него тоже, — угрюмо глядя в пол, подтвердил Валера.

— Правильное решение, гражданин Соснин! — тем же бесцветным голосом одобрил я услышанное.

Придвинув к себе бланк протокола допроса, я начал заполнять его шапку. С обличающими показаниями Соснина нужды в признании Горшенина у меня уже не было. Коли раскается и сознается, то хорошо. А, если нет, то ему же и хуже. И прокурор, и суд обязательно учтут, что противоправного своего поведения гражданин Горшенин не осознал и в содеянном не раскаялся. А стало быть, будет тянуть он эту делюгу в качестве "паровоза" и по максимально-допустимым расценкам.

— Я слово сдержу, Соснин, и отпущу тебя под подписку, но ты имей в виду, что прокурор запросто может со мной не согласиться. И тогда он моё постановление с этой мерой пресечения отменит. Поэтому, Валера, бери жопу в горсть и прямо с раннего утра беги в свой рабочий коллектив! Пусть ходатайство заради тебя напишут. Чтобы подписку тебе не отменили. Пусть даже укажут, что на поруки тебя готовы взять. И не беда, что с этими порукаками ни хера не получится, потому что статья весомая. Зато эта бумажка в деле будет! Ты понял меня, комсомолец?

— Я понял, товарищ лейтенант! — Соснин не верил своему счастью и уже нетерпеливо топтался, вскочив со стула.

Он, как все, подобные ему придурки, почему-то думал, что выйдя из стен РОВД на улицу, обретёт вожделенную свободу. Надёжно и навсегда. Его сознание, до того самого мгновения, когда после зачитанного приговора, ему защелкнут на запястьях браслеты, будет надеяться на условку.

Дежурство я сдал без привычных, уже ставшими ритуалом, мытарств. Все материалы, собранные мной за истекшие сутки, были кондиционными и нареканий ни у кого не вызвали. Ни у принимающего смену следака, ни у дежурного, ни у руководства. Я уже начал потихоньку и расслабленно размышлять, как доберусь до дома, и перед тем, как завалиться спать, приму горячую ванну.

— Всё, Корнеев, свободен! Но сначала к Капитоновой зайди! — прикуривая сигарету и морщась, как от зубной боли, распорядился майор Данилин. — Ни хера не знаю, что ей от тебя надо! — предвосхитив мой вопрос, огрызнулся он авансом, — Всё, свободен!

Пожав плечами, я молча покинул кабинет начальника следственного отделения. К исполняющей обязанности заместителя начальника РОВД по политчасти Евдокии Леонтьевне Капитоновой мне идти не хотелось. В райотделе она появилась не так давно, спустившись к нам на повышение с должности старшего инструктора политотдела городского УВД. Но уже все и даже я, знали, что эта не очень молодая, но очень некрасивая баба, является редкостной сволочью. Злые языки болтали, что даже подполковник Дергачев по возможности избегает общения с подчиненным ему замполитом Капитоновой.

Однако делать нечего и нарываться на неприятности по столь зряшному поводу не хотелось. Закрыв сейф и кабинет, я направился к Дуньке. Именно так за глаза сотрудники Октябрьского РОВД звали капитана Капитонову.

— Разрешите? — не обращая внимания на секретаршу и пользуясь тем, что дверь из приёмной в кабинет оказалась широко открытой, спросил я и.о. замполита. — Лейтенант Корнеев! Вызывали?

— Заходите! —