Кольца Джудекки - Вера Евгеньевна Огнева

крюка, легко, без видимой напруги срезала перламутровую плеть. На той стороне, у игнатовцев, тоже воевали. У них потерь было больше. Кое-кого, — вернее, останки, — уже вытаскивали на берег.

Илье залепили в ухо, чтобы не отвлекался на погляделки. Неча тут, когда другие работают. Втроем они втянули корзину с закаменевшей дрянью на помост. Памятуя наставления Сергея, Илья утрамбовал комья толкушкой и отодвинул емкость в угол. За первой корзиной последовала вторая, за ней третья. Когда в работе наступил короткий перерыв, Илье удалось глянуть, что там твориться у решетки. Оба помоста оказались пусты. Над поверхностью жижи, за первой и второй платформой выпучивались из грязи какие-то кучи. Но не шевелились. И рой, нет — букет, извивающихся перламутровых щупальцев, которые пронзили все ячейки.

— Во бля! Говорил, опоздаем! Сколько народу погинуло, — сокрушался рядом давешний рецидивист.

— Где остальные? — Илья еще не осознал.

— Всем амба.

— А ты как спасся?

— Выскочил. Успел.

Не понимая, и не желая понимать, что делает, Илья кинулся на вторую платформу. До нее доставали отдельные пальцы монстра. Он начал их рубить. Крюк отточен как бритва. Живые, перламутровые веревки просто срезало. Сзади заорали, чтобы он возвращался. Илья бежал. Из-под края первой платформы на секунду-две показалось перемазанное грязью лицо. Человек открыл рот, глотнул воздуха и опять нырнул в жижу.

Теперь у Ильи в руках было два крюка, — подобрал брошенный, — и дело пошло веселее. Голова еще раз показалась из грязи и тут же булькнула обратно. Над ней как плеть просвистело щупальце. Если спрыгнуть на первый помост, прикинул Донкович, и отбить у монстрицы угол, человек сможет выбраться из жижи.

Спину ожгло. Илья, крутнувшись на месте, разрубил сразу пучок склизких веревок. Жечь, однако, не перестало. Потекло. Он яростно размахивал своим оружием. Откуда только сила взялась! Скажи кто еще вчера, что так сможет, сам бы первый посмеялся.

Против помоста, по всей длине торчали из каменных ячеек, извивающиеся обрубки. Голова Сергея опять показалась у края площадки. Илья подскочил, ухватил друга за шиворот, потянул на себя. Не сразу, но получилось. Жижа чавкнула, выпуская свою жертву, и успокоилась. Теперь — хотя бы коротенькая передышка. Сергей не то что бежать и прыгать, рукой двинуть не мог. По, сплошь залившей одежду, грязи расползались кровавые пятна. Он тяжело с прихлюпом дышал.

— Давай! — Илья попытался подтянуть его за плечи. — Давай же! — Но, видел: не сможет — не хватит сил, а главное, времени. За решеткой нечто живое, переливающееся как масло в полиэтиленовом мешке, двигалось, прилипало к ячеям, выбухало. Ловило момент.

Углов таки поднялся. И уже сделан был первый шаг, когда к ним выметнулся сразу целый лес щупальцев. Развернулась, что ли, сволочь неповрежденной стороной?

Их буквально смело с помоста. Теперь оба стояли по пояс в грязи почти на самой границе с игнатовской стороной.

А там полным ходом шла эвакуация. Расслышать что-либо в невообразимом шуме, стоявшем над рекой, было невозможно. Но Илья успел заметить, что платформы игнатовцев моментально опустели. Люди скакали с помоста на помост, покидая поле боя. Только одна долговязая фигура осталась на ближней к ним платформе.

Сторожиха их настигла. Скользко-липкие плети прошлись по спине. Жгло и текло. Силы убывали. Щупальца колосились над платформой.

Помост перекосило. Люди попытались под ним укрыться. Но отпусти монстрица деревянный щит, и оба навсегда лягут в жижу.

— Сюда, скорее! — долетело с игнатовской платформы. — Прыгайте!

Сергей прыгнул первым. Ухватил Илью за край куртки и рванул его на каменную перемычку границы. А тому уже все было безразлично. Мозг устал руководить истерзанным телом. Тащат, ведут, волокут…  на съеденье? Все равно!

Но на поребрик он, все же, влез; потом, подталкиваемый в спину Сергеем — на помост, только тут сообразив: позвал их Руслан.

— Быстрее! Я ее держу-у-у…

Парень стоял лицом к решетке. Руки он поднял, развернув ладони в сторону монстра. Щупальца провисли бессильно, как разорванные кишки — никакого шевеления. Илья прыгнул.

— Быстрее! Сейчас будет разряд!

Сергей! Только теперь Илья обернулся. Углов висел, ухватившись за край щита. Платформу, оказывается, начали поднимать. В круговерти и шатании, Илья этого не заметил. Помост с чавканьем оторвался от жижи, однако, ноги Сергея еще полоскались в грязи. Если, будет разряд…

Он его тащил не руками даже, он тащил его всем своим существом. Он умудрился вцепиться зубами в воротник Угловской куртки. Рот тут же забило гнилой кашей. Чепуха! Главное, неподъемное тело по сантиметрам вползало на помост.

Рядом что-то рухнуло. Илья не обернулся. Еще чуть-чуть…  еще маленько. Неужели он умер?! Не шевелится…  еще чуть…

Рука Сергея наконец ожила. Пальцы клешнясто вцепились в доски настила. Рывок больше похожий на спазм, и он навалился на помост грудью.

Взрыв ослепил, оглушил и пробил все тело мелкой дрожью. Стоявший на коленях Илья, свалился между хрипящим, матерящимся, истекающим кровью Сергеем и костлявой фигурой в сером грязном балахоне. Удержав на короткое мгновение щупальца монстра, Руслан отрубился.

Люди по обоим берегам реки орали как сумасшедшие; свистели, кто-то дудел в самодельный, хрипатый рожок. Тело сотрясалось в конвульсиях, а по лицу текли слезы. Текла кровь, Илья ее не вытирал. Она капала, на изгвазданные грязью и слизью доски настила, смешиваясь с чужой, густо пролитой сегодняшним днем.

* * *

Над головой в блеклом мареве плавали клубы света. Там парила высота. Там плыли ангельские голоса. Мелодия нарастала и снижалась, не достигая крещендо. Свет клубился и мерцал, не открывая источника. Ни темноты, ни яркости. Ни тишины, ни ярого грохота. Середина. В которой сосредоточилась боль.

Илья не шевелился и старался пореже дышать. Кажется, даже мысли приносили муку. Сколько длилась эта пытка, он не помнил. Сколько будет длиться, не знал. Силы уходили только на то, чтобы не провалиться в…  смерть.

Смерть?

Смерть.

Удержаться на кромке, на тонкой как лезвие границе боли и небытия.

Но удержаться не всегда удавалось, и он проваливался. Свет мерк. Он, не попрощавшись с сущим и с самим собой, уходил во тьму, чтобы через некоторое время опять вынырнуть на поверхность к клубам туманного свечения и ангельским голосам.

Иногда над ним склонялись лица. Он узнавал их, или не узнавал, из чего сделал парадоксальный вывод: кого узнал — призраки, морок, игра больного воображения; кого не узнал — реальные живые люди.

— Вот этого отнесите к дальней стене и бросьте на пол, нечего еретику лежать рядом с добропорядочными верующими.

Над головой, над глазами, почти утыкаясь в них, мреял тонкий