Синдикат киллеров - Фридрих Незнанский

Но ведь, если не изменяет память, первым на их крики, так утверждает секретарша, прибежал один Деревянко, а потом уже его молодцы. Кто же врет?

Ну и что, какое это может иметь значение? Ну ошиблись, ну договорились, в конце концов, чтоб не путать следствие, поскольку все забыли, увидев труп! Какой здесь криминал?

А это мы узнаем, если Грязнову удастся расколоть Нину...

Очень рассчитывал сейчас Турецкий на Славин талант.

А ведь удалось участковому отыскать, вычислить Спирина. Вот что получается, когда тебя в прямом смысле за шиворот возьмут. Живо, через свою алкашную агентуру, высмотрел Спирю-Поэта во дворе магазина «Продукты» все на той же Пятницкой, где возле подсобки были свалены сломанные деревянные ящики, и из этого хлама Спиря-Поэт сооружал костер, имея в перспективе, в качестве гонорара, стакан портвешку.

Пал Палыч, участковый, не обладал душой поэтической и тонкой, он никогда не тратил бесценного, один лишь раз отпущенного провидением времени на бессмысленное созерцание стремительно бегущего к своей смерти пламени костра, которое...

Он не стал слушать вдохновенного поэта, а взял его за шиворот — и уже не в переносном, а в прямом смысле, — чем лишил гонорара и глубоко обидел. Но участковому было сейчас не до обид. Его самого обидели, объявив, что он не знает даже того, что у него под самым носом происходит. Старик, который Бог весть сколько не встает с постели и не выходит на улицу, знает, а он — ни хрена не знает!

Поэтому вся несправедливая обида, копившаяся в душе, пока Пал Палыч рыскал проходными дворами, разыскивая свою агентуру, немедленно вылилась на безвинную, если рассуждать о высоких материях, но абсолютно виновную уже самим фактом своего существования, неприглядную личность, у которой от всего возвышенного, подаренного природой, осталась одна уличная кликуха — Поэт. И даже не Спирин, а мерзкое Спиря.

Волоча свою жертву на Голгофу, участковый уже явственно представлял ее прямой соучастницей преступления. О чем не преминул и сообщить вслух. Но жертва оказалась с норовом и заявила, что на все ментовские штучки плевала и пусть себе дураков еще поищут, поскольку алиби имеется. Это «алиби» едва не сразило участкового окончательно. Но, поразмыслив, он решил передать Поэта в руки тех, у кого он заговорит. Уже немолодой человек, вышедший из рядовых, не отягощенный грузом высокого образования, Пал Палыч отчетливо представлял свои возможности, недалекий уже пенсион по выслуге и «не делал волны выше сельсовета», как говаривал его братан-морячок, служивший на Тихоокеанском флоте.

Турецкий, размышлявший над услышанным сегодня и сопоставлявший отдельные факты в несопоставимые фигуры, напоминающие абстрактные скульптуры из музея современного искусства в Филадельфии, не хотел в данный момент отрываться от своих мыслей и попросил капитана Нежного, который уже было начал томиться от безделья, провести допрос. А про себя сказал, что сядет рядом, и если потребуется, то вмешается. Тема же допроса — известна. Кто был, когда, зачем, дело пахнет керосином, лучше чистосердечное. Конечно, ни о каком соучастии тут речь идти не может, но мало ли...

Они поднялись к комнату Спирина, предъявили ему постановление, предупредили об ответственности, словом, все как полагается, от чего у человека, даже непричастного ни к каким общественным нарушениям, все равно по телу должны бегать противные мурашки.

Оказалось, Спирин и не собирался ничего скрывать. Точно, приходили к нему двое. Откуда их знает? Ну одного-то кто ж не знает, это ж Фиксатый — легенда местная, пяток ходок за хребтом. Турецкий аж подпрыгнул, откуда у интеллигентного поэта — в прошлом — такое знание специального фольклора. Но, вспомнив, в каком он вращается обществе, и уже не первый год, отбросил сомнения.

Итак, приходили двое: Фиксатый и с ним молодой парень. Вот его Спирин не знал, вообще в первый раз видел. А Фиксатого кто ж не знает! Авторитет. Говорят так. Местные его слушаются.

Впрочем, не так все было, вдруг заупрямился Поэт, возражая самому себе. Не они к нему пришли, а Фиксатый нашел его, Спирина, на плешке, ну возле метро, там площадка такая есть, где бутылочным пивом торгуют и мужики всегда хороводятся. Некоторые отдают бутылки за так, даром. А Фиксатый нашел его и захотел угостить пивком, но Спирин возразил, что с утра лучше бы портвешку. Тогда Фиксатый сыпанул ему в ладонь горсть монет — по десять рублей каждая! — и сказал, что он может залиться своим портвейном, но сперва дело.

Он знал, где и как живет Спирин. И поэтому предложил гешефт. Так говорят в Одессе, пояснил Спирин, когда речь идет о серьезном деле. Короче? Можно и короче. Надо было на пару дней приютить проезжего парня. Как понял Спирин, паренек где-то проходил по прежним «делам» Фиксатого, а теперь освободился и ехал домой. Но вот задержался в первопрестольной. Словом, предоставить на два дня ночлег. И рот на замок. Никому до этого парня дела нет. А через пару дней, в воскресенье или, самое позднее, в понедельник — полный расчет. Ящика портвейна хватит? Ну а кто бы такому предложению не дал зеленую улицу, а? Я вас, вот вас, граждане соотечественники, спрашиваю? Спал парень вот на этой раскладушке. Никуда из дома не выходил, даже на кухню стеснялся лишний раз. Просил только чай ему заваривать, а так все у окна сидел да на небо синее глядел. Видать, соскучился по нему в тюрьме-то. Нет, вообще-то с уверенностью сказать нельзя, выходил из дому или нет. Спирин сам-то днями дома не бывает. Волка, известно, ноги кормят. А этих монеток Фиксатого разве надолго хватит?

Какие вещи? Да никаких особо. Откуда ж в тюрьме вещи-то? Все что было, — на себе нес. Когда ходил, слегка прихрамывал, будто нога с трудом сгибалась.

Тут Нежный переглянулся с Турецким: оба подумали об одном — автомат. Под одеждой и в штанину.

А когда же он совсем ушел, этот парень? Так позавчера, в воскресенье то есть, как договорились. Ушел и ключ в прихожей на шкафу оставил. Сам Спирин своим ключом от комнаты не пользуется, ни к чему, и так легко открывается, да и не бывает в квартире чужих. Он уважает труды соседа и понимает его боязнь: придут, ограбят еще. Зачем лишний раз пугать хорошего человека? Ведь верно?

Турецкий вышел в прихожую и, забравшись на табуретку, обнаружил на шкафу ключ. Кинул на него сверху свой чистый носовой платок и осторожно завернул в него ключ. Еще один вещдок к тем, что набрал Слава для экспертизы.

Когда он вернулся в комнату, там уже шел разговор на тему: что ел и пил гость. «Ни граммуленьки, — утверждал Спирин. — Я не раз предлагал: облегчить память, забыться и заснуть, как утверждают истинные поэты... Но он — категорически. Не люблю, говорил, когда руки дрожат». У Спирина дрожали, это точно. Но Спирину не надо было стрелять. Вот в чем дело...

Уяснив для себя окончательно, что поиск убийцы сдвинулся с мертвой точки. Турецкий и Нежный, теперь уже вместе, стали расспрашивать, как выглядел этот парень. На удивление, зрительная память у алкаша Спирина, пропившего все на свете, оказалась четкой, и он довольно легко набросал портрет своего гостя. И был он, по всему так выходило, родом из какой-нибудь волжской республики: Башкирии, Татарии, может, Чувашии. Характерный разрез глаз, потом, скулы и выговор мягкий, к женскому роду тянет, ну «моя папа»... непонятно? Самому Спире было все понятно. Одежда, куртка, сапожки-дутики, даже манера курить, зажимая сигарету без фильтра в кулаке, подсказывали последнее пристанище этого киллера — одна из колоний Поволжья.