Альбигойские войны 1208—1216 гг. - Николай Осокин

При таких обстоятельствах два красноречивых проповедника, Вильгельм, архидиакон Парижский, и Яков, епископ витрийский, начали вербовать новых крестоносцев. Они застали за той же деятельностью Фулькона Тулузского и аббата из Во-Серне. Суровый епископ Витрийский отличался особенной ревностью к своей миссии; с его фанатизмом мы знакомы уже из первой главы, когда говорили об обличении, написанном им на современное ему светское и духовное сословие. Он уже не первый раз брался за крестовое дело, не первый раз он приносил на его алтарь свои таланты и свое счастье. Иннокентий именно от его красноречия ожидал иного поворота альбигойской войны. Местное лангедокское духовенство обращало на французских проповедников взоры, полные ожидания.

Всю зиму 1211/12 года епископ с архидиаконом громили еретиков в городах и селах Франции. Из Франции они перешли в соседние земли Германии.

«Они завербовали невероятное множество воинов Христа, – говорит официальная летопись, – и, после Бога, им более всего обязана вера христианская во Франции и Германии»[104].

Скорее всего, эти слова надо понимать в том смысле, что одной из целей проповеди было удержать распространение ереси в этих землях. И, судя по всему, эта цель была достигнута.

Но если во французской земле шла успешная вербовка крестоносцев, то ее король не выказывал особенного расположения к подвигам этого воинства в подвассальных ему странах. Есть известие, что скрытая досада Филиппа Августа на Монфора, существовавшая всегда, около этого времени обнаружилась явно. Король французский жаловался папе, что Симон не воздает должного своему сюзерену. Иннокентий в ответном письме, еще осенью 1211 года, разъясняет королю дело графа Тулузского, а также права нового государя Лангедока. Папа считает нужным оправдаться в пристрастии к Раймонду, в котором могли бы ею заподозрить. Он пишет, что граф Тулузский не соответствовал в точности тем задачам, которые были перед ним поставлены.

«Мы вполне убеждены, что он не оправдал ожиданий, но мы не знаем, зависело ли это от него самого, хотя вообще он считался в стране за еретика. Вследствие неисполнения предложенных задач он и потерял свои домены, которые мы приказали нашим легатам тщательно беречь для тех, кому они принадлежат. Мы и теперь пишем им, стараясь сделать все то, что соответствует твоим выгодам и твоей чести»[105].

Это послание было написано осенью, во время действий под Тулузой. В самый разгар борьбы Иннокентий не сходил с почвы законности; он не увлекся ненавистью к ереси настолько, чтобы забыть человечность и вторить диким выходкам легатов и епископов Лангедока. Несколько раз, разочарованный в Раймонде, папа, видимо, терял всякую надежду сойтись с ним, но Иннокентий часто возвращается на прежний путь примирения. Все уже считали Раймонда развенчанным государем, однако папа выказывает прежнее чувство сожаления к нему. Он входит в его положение. Действия легатов были снова взяты под контроль. И к тому был достаточный повод, притом слишком явный. Арнольд в мае 1212 года сделался архиепископом Нарбонны вместо Беренгария, наконец низложенного. Но с первого же дня избрания он принял на себя функции не духовного лица, а Нарбонского герцога. Это было слишком смело, если не нагло.

Тогда же епископом Каркассона был назначен аббат из Во-Серне, в награду за услуги крестовому делу[106]. Теперь стало видно, что легаты прекрасно, нисколько не стесняясь, умеют сами награждать себя, что их труды не проходят даром. Завеса больше и больше спадает с глаз Иннокентия. Он пишет тому же Арнольду:

«Хотя Раймонд, граф Тулузский, и найден виновным по многим статьям против Бога и против Церкви и хотя легаты наши, вследствие его неповиновения и восстания, сами постановили отлучить его самого, а землю передать тому, кто окажется достойным ее, следуя их собственным побуждениям, но даже если доказано, что сказанный Раймонд еретик, еще не доказано, что он соучастник в убийстве блаженной памяти Петра Кастельно, хотя в том и очень заподозрен. Вот почему мы и повелели, что если в известное время явится против него законный обвинитель, то назначить определенный день для оправдания, но по нашему предписанию не было исполнено ничего. Впрочем, мы не понимаем, каким бы образом мы имели право отдавать другим его владения, которые юридически не были отняты ни от него, ни от его потомства. Апостол не желает, чтобы и тень зла была сделана ему, а следовательно, не должно обманом лишать его тех замков, которые он нам доверил. Потому, если последует против графа решение по этим двум пунктам, то в какую бы форму оно ни было облечено, не должно придавать ему никакой силы. По всему надзору твоему, сим апостольским посланием приказываем тебе употребить все усилия к тому, чтобы покончить это дело как можно справедливее и осмотрительнее, так как мы не желаем следовать твоему совету, не хотим и передавать владений сказанного графа кому-либо другому. Мы приказываем также епископу Риеца и господину Феодосию, канонику Генуэзскому, поступать сообразно нашему предписанию. Если же причиной несоблюдения наших повелений служит граф, то должно сообщить ему и прочим, что мы намерены поступать так, как того требуют блага мира и веры, ибо поучать истине мы призваны всегда»[107].

В письме к другим легатам Иннокентий, рассматривая сделанные ими распоряжения, находит их преждевременными, пристрастными, вообще несправедливыми. Он не подтверждает отлучения графа, его изгнания и насильственную передачу его владений другому лицу. Он сам не соглашается признать нового архиепископа Нарбонны в звании герцога, чего так бесцеремонно домогался Арнольд, ссылавшийся на свою верховную власть как легата. Иннокентий был отнюдь не расположен прикрывать узурпацию легатами светской власти авторитетом своего имени. Папа продолжал удерживать за собой только замки, данные Церкви в залог, а также графство Мельгейль, которое считал вассалом Рима, передав его теперь Иоанну Бокадосу непосредственно от своего имени с правом собирать доходы, за чем должны были надзирать духовные власти.

Папа и впоследствии, как, например, в июне 1212 года, продолжал сноситься с новыми подданными, которые, конечно, только в письмах благословляли ненавистную им римскую власть. Графство Мельгейль было единственным непосредственным приобретением, которым воспользовался Иннокентий, чтобы вознаградить издержки, понесенные им в альбигойских войнах.

В то время, когда сомнения в правоте действий запали в душу Иннокентия и когда он стал склоняться на сторону Раймонда, графу Тулузскому готовилась поддержка с другой стороны, от Педро Арагонского, только что прославившегося подвигами в войне с маврами. Он был деятельным соратником Альфонса VIII Кастильского в великой битве под Толосой. Новый архиепископ Нарбонский Арнольд принимал главное участие в битве. Две тысячи рыцарей, десять тысяч конных и пятьдесят тысяч пеших составляли французскую вспомогательную армию.