Цветок яблони - Алексей Юрьевич Пехов

обрывистого берега в основной лагерь. От Бродов, по узкой Рионской дороге, сжатой между каменистых холмов и заболоченных прибрежных лугов, к основному лагерю, в который ежедневно прибывали тысячи людей, и который по площади уже догнал столицу Ириасты.

На дороге было постоянное движение. В телегах везли раненых на юг, за лес, подальше от места грядущего сражения. Свежие силы спешили к Бродам, сменяя тех, кто направлялся в лагерь для отдыха. Носились вестовые, вездесущие торговцы пытались впарить свой нехитрый скарб всем желающим.

Беженцев, этого бесконечного в прошлые недели потока, что тек с востока и севера на юг и запад, почти не было. Те, кто хотел и смог, уже успели пройти и двинулись дальше, к морю, надеясь уплыть в западные герцогства, в Пубир.

Болотистые луга, не просыхающие даже летом, закончились, а берег поднялся на пятнадцать ярдов над водой, вырос скалистым гребнем. Противоположный, далеко-далеко, был точно таким же — неприступным. Отсюда нельзя спуститься к воде и сюда нельзя подняться. Нигде на протяжении почти восьмидесяти лиг вниз и вверх по течению.

Единственная возможность — Броды. Наносная песчаная мель, где в самом глубоком месте — лошадям по грудь.

Раньше возле Лентра стояли несколько мостов. Но все уничтожены еще во время Войны Гнева и Катаклизма, а попытки построить что-то новое не увенчалось успехом. Люди нынешней эпохи не могли строить также, как в прежние. Единственный мост, который создали четыре века назад, был разобран за несколько прошедших недель как раз у Бродов. Но углубить русло уже не успели.

Вир посмотрел на отливающую слабой рыжиной воду, не мутную, удивительно прозрачную для такого цвета. Местные называли Ситу Рыжегривой за ее цвет весной и летом.

В ней, подобно подтопленным бревнам, проплывали разбухшие тела погибших в прошлые дни. Возможно, среди них были те, кто сражался и умер где-то далеко, за десятки лиг вверх по течению.

Река отправляла трупы в последний путь. Долгий, бесконечный, до моря. Мертвых было не много. Редкие несчастные, кто в момент смерти оказался без брони. Остальные остались на дне на корм рыбам и ракам. Вир следил за проплывающими с некоторой долей сожаления, не желая думать, на чьей стороне они были, пока жили.

Велика ли разница теперь? Когда их души ушли на ту сторону?

Те, кого несла Сита, плыли к большому скалистому полуострову Сердца. Там, давным-давно, в другую эпоху, был построен Лентр, великая Южная твердыня, брат-близнец куда более мелких замков Белого пламени, что создали вдоль границы Пустыни, далеко на востоке.

По мнению Вира, перед ним был самый странный и неуютный город, из тех немногих, что он видел. Не зря столицу Ириасты называли твердыней.

Это был серый, выглядящий совершенно недружелюбно куб, видимый за много часов до того, как в его сплошных частях становилось возможно различить массивные неприступные стены, высотой в сорок с лишним ярдов, и рогатые башни.

Размерами город был меньше Рионы, раскинутой по множеству холмов, вытянутой вдоль побережья и Пьины, но вполне сравним с Пубиром. То есть, очень не маленьким. Вир был лишь в пригородах, выросших, точно лесные грибы у подножия циклопических оборонительных укреплений, но никогда — в самой столице. И полагал, что там, внутри, город выглядит также отталкивающе и неуютно, как снаружи. Иначе и быть не может. Когда ты живешь в кольце стен подобной высоты, то получаешь кроме надежной защиты еще и отсутствие солнца. С утра и до позднего вечера.

Он сказал об этом при Дэйте, а мастер Винчецо Рилли, капитан наемного отряда «Виноградных шершней», услышав слова мальчишки, вытащил из кармана зубочистку и прежде, чем сунуть ее в зубы, хохотнул:

— Если доведется пройти через Улитку, тебя ждет сюрприз, парень. В городе все залито солнечным светом, словно в чистом поле. Как? Спроси, чего полегче. Фокусы волшебников. Не зря же в Лентр испокон веков не может попасть никакая тьма. Слишком много света.

Вир смотрел на неуютные стены и не мог в это поверить.

«Интересно, что бы про это сказала Бланка?» — подумал ученик Нэ.

Он скучал. И волновался о ней. Из Рионы не приходило никаких новостей…

Военный лагерь можно было ощутить задолго до того, как он появлялся во всем своем «великолепии». Запах тысяч людей и животных. И не самый лучший. А также горьковатый дым костров, на топливо для которых уходили окрестные леса.

Лагерь — целый город рядом с настоящим городом: с шатрами, землянками, домами окрестных деревень, стойлами для лошадей, загонами для скотины, кузницами, мастеровыми, тысячами людей, гомонил, дышал, кричал, смеялся, жил и, разумеется, умирал. Люди умирали здесь каждый день. Из-за ран, усталости, старости, болезней и внезапной смертью. Все, как в обычном городе.

Тут была своя структура, на первый взгляд хаотичная, и разобраться в ней, среди поставленных «шалашиками» копий, пик, алебард, среди разноцветных флажков подразделений, грязи, в которую превратились поля, даже несмотря на сухую погоду, и прочее, прочее, прочее — было почти невозможно.

Здесь собралось больше восьмидесяти тысяч человек из разных герцогств и постоянно прибывали новые. И всех надо было кормить, содержать, обслуживать, а еще занять делом. Чтобы люди оставались армией, а не превратились в обезьян из Пубира, дерущихся из-за какой-то мелочи. Ибо для армии в положении неизвестности и тревоги нет ничего худшего, чем безделье. Разброд и шатания начинаются со скоростью лесных пожаров в засушливое лето.

Топоры, кирки, лопаты, пилы и молотки с гвоздями — вот было основное оружие большинства, пока меньшинство держало Броды. Люди рыли рвы, укрепляли их бревнами из остатков многострадальных лесов, для защиты от фланговых ударов кавалерии. Копали вертикальные ямы, устанавливали колья. Под руководством треттинских инженеров создавали в открытом поле лунки — укрепления из камней, земли и бревен для лучников и арбалетчиков. Эта стройка шла от самого берега Ситы, через Четыре поля — к холмам, в три глубокие линии. С тем расчетом, что если прорвут одну линию, можно отойти за следующую, поближе к стенам Лентра.

Для укреплений, валов, новых стен, укрытий пикинеров, разбирали Улиточный луг — пригород, что полукольцом разросся у южной стены столицы за последние века. Преимущественно одноэтажный, он далеко выдавался в Четыре поля, растянувшись вдоль Южной дороги, расходящейся на Рионскую и Вьенскую.

Улиточный луг сносили без жалости, дом за домом, разламывая все, что можно было разломать, кроме колодцев и старых мостков через ручьи. Освобождали пространство для маневров отрядов, перегруппировки, припасов, госпиталей и избавляясь от возможных пожаров в тылу.

Это началось задолго до того, как Вир приехал сюда. Месяц, а может