Цветок яблони - Алексей Юрьевич Пехов

покойным другом герцогом, — демон небрежно похлопал плененного по щеке.

— Убьешь его, и я прикончу тебя. Обещаю.

— И что потом? — с интересом спросила та. — У Зародыша интересный клинок, не спорю. Ну, сдохну я, считаешь, война тут же закончится? Все такие сразу скажут, ну раз так, идем по домам? Ты настолько наивен?

— Я убью тебя не для того, чтобы закончить войну. А для своего удовольствия.

— Ц-ц-ц. А ты хорош! — рассмеялся шаутт. — Да! Такие ублюдки мне по нраву! Прямые. Ну что же. Все мы можем получить удовольствие. Я от смерти человека, ты от моей. Если получится, конечно же. Но эти удовольствия скоротечны. Давай поговорим.

— Именно для этого ты и пришел. Искал меня.

— Убей себя, и Дэйт останется жив.

— Что-то не хочется.

Демон рассмеялся:

— Ну. Попытаться стоило. Мне кое-что нужно от тебя. Убей некроманта.

— Нет.

— Жаль. Тогда может волшебника?

— Тебе придется попробовать самому.

— Сомневаюсь, что сейчас у меня получится.

Они снова смотрели друг на друга.

— Скука, — наконец произнес тот, кого знали, как Рукавичку. — С тобой никакой забавы.

— Ты пришел ради меня. Проделал долгий путь, хотя мог бы устроить в лагере резню.

— Мне это не интересно. Устраивать резню. Я кое-что ищу. На самом деле несколько вещей, но начнем с того, что перед глазами. Давай меняться. Ты вернешь мне колокольчик, а я тебе жизнь дурака.

— А она мне так нужна? Его жизнь? Возможно, твоя гораздо ценнее.

Демон заржал:

— Ах. Это просто прекрасно. Отдай. Тебе он ни к чему.

— Обмен не равноценный. И тебе это известно.

Шаутт вздохнул.

— Я не могу уйти без всего. Это означает потерять лицо. Что скажет мой любимый юный герцог? Во славу Вэйрена, дай мне хоть что-то.

— Я дам тебе жизнь, если уйдешь. И только в этот раз. До следующей встречи.

— Если бы я боялся тебя, то никогда бы не пришел. Ты всего лишь Зародыш. Твои зубы пока не доросли до больших хищников. Может быть позже. Отдай лютню.

— Что? — Вир не ожидал подобного.

— Лютня. Такая штука у твоих ног. Динь-динь-дон, тру-ля-ля. Сладкие песни по вечерам. Буду петь глупым людишкам и прославлять Вэйрена. Отдай лютню, и я уйду, потому что увидел, все, что хотел. Равноценный обмен? Ерунда на ерунду.

Дэйт задергался, когда Вир поднял лютню. Но шаутт отвесил воину такую оплеуху, что тот оглушенно затряс головой.

— Вот что с ними делать? — посетовала Рукавичка. — Пытается помешать торгам. Ну, так меняемся?

— В чем подвох?

Демон фыркнул:

— Хочу тебя обмануть. Эта лютня — оружие победы. Ее музыка очарует армию и Лентр откроет ворота перед да Монтагом. Считай, что меня забавляет такой обмен, Зародыш.

— Бери.

Рукавичка растянула больные губы в улыбке и вцепилась в лютню, как хищная рыба вцепляется в крючок. Она схватила ее с быстротой молнии, рванула на себя и отклонилась в тот миг, когда Вир, поджидавший момента, ударил мечом в длинном выпаде, придав своему движению нечеловеческую скорость благодаря таланту.

Но шаутт, словно зная, чего ждать от мальчишки, двигался не менее быстро. Он прошел под мечом и, к удивлению ученика Нэ, использовал самый настоящий талант.

Спас щит, раскрывшийся в руке. Концентрированный удар плотного воздуха ударил в преграду и отбросил Вира к дальней стене. Он упал, и на него, не выдержав вздрогнувшей стены, обрушилась полка с глиняными горшками, похоронив под собой.

Вир выбрался мгновенно, но ни демона, ни лютни уже не было.

Он перерезал нить, связывающую воина, вытащил кляп.

Дэйт тряс головой, точно медведь.

— Милорд? Вы в порядке.

— Что удивительно.

— Милорд?

— Кажется твоя лютня ей была настолько нужна, что она даже не потрудилась нас прикончить. Как бы не было беды, парень. Слишком странно…

Глава 7. Разговор

Что движет шауттами? Злоба? Но злоба — это слишком обтекаемое понятие. Даже если тьма — твоя суть.

Жажда крови? Тяга к человеческой плоти? Желание причинять боль? Способность обмануть любого?

Что движет шауттами? Есть ли за этими низменными желаниями еще хоть что-то? Существа, созданные той стороной из тех, что когда-то правили миром, слишком непостижимы для нас. Многое ли мы знаем о них?

Из лекции преподавателя Каренского университета, профессора Кани Алло, впоследствии убитого демоном.

Был вечер, долгий и теплый. Еще не стемнело, но луна, где-то напившаяся крови, ставшая похожей на вишню, поднялась над миндальными деревьями. Те уже отцвели и на их ветвях соловьи, не успевшие весной, допевали последние песни в этом году.

Она скакала по старому тракту, забитому солдатами, повозками, конными, амуницией и всем тем, без чего не может существовать ни одна армия.

По тракту, помнившему еще единых королей. В сопровождении тридцати герцогских гвардейцев, через озерный край, сосновые зонтичные рощи, к великим равнинам южного Фихшейза, растянувшимся до горизонта, всего лишь в дне от Ситы.

Не останавливаясь на отдых, даруя силу лошадям, она преодолела это расстояние, чуть жалея, что не может воспользоваться иным, более практичным способом. Но приходилось трястись в седле.

Когда на небе выступили первые звезды, рощи, пахнущие нагретой за день хвоей, остались позади — и показалось пространство равнин. Сотни тысяч костров до горизонта, на которые потрачены леса деревьев. Огни мерцали в теплом воздухе подступающей ночи, среди шатров и палаток. Красивое зрелище, если бы она могла и умела любоваться красотой.

Ее отряд, грохоча копытами, ворвался в первый военный лагерь и никто не смел их остановить. Костры, жаровни, факелы, фонари, свечи там, где проезжала Рукавичка, загорались синим.

Люди вскакивали с мест, кланялись, кричали ей вслед, тянули руки. Кто-то наоборот преклонял колено, опуская взгляд в молитве Вэйрэну.

По рядам неслось:

— Вэйрэн! Вэйрэн! Рукавичка! Ура асторэ! Ура герцогу да Монтагу! Победа! Вэйрэн!

Она неслась через лагерь, раскинувшийся вдоль тракта, перекрашивая огонь в синий цвет, и тот, точно фата невесты, тянулся за ней длинным шлейфом от костра к костру.

До шатра герцога она добиралась больше часа через равнину, занятую армией его светлости. Здесь, по периметру, стояли такие же гвардейцы, как те, что охраняли ее.

В синих огнях факелов, они пропустили ее внутрь без вопросов, не чиня препятствий, салютуя.

Внутри было слишком жарко и людно. Военачальники, благородные, генералы, советники, встали, когда она вошла. Герцог, лишь кивнул, приветствуя. Она посмотрела на синие лица, пряча свое под глубоким капюшоном, также кивнула, сказав:

— Пусть Вэйрэн хранит ваши помыслы и оберегает жизни. Не прерывайтесь.

Села на скамеечку, в углу, возле двух больших сундуков, сложив руки на коленях, опустив взгляд в пол, слушая, как идет совещание. Обсуждали