Время – река - Мэри Элис Монро

При упоминании имени Кейт слезящиеся глаза старика оживились.

– Кейт Уоткинс, а? – проговорил он после того, как они пожали друг другу руки и Мия уселась рядом с ним. – Я не стану говорить о ней ничего дурного, – предупредил он. – И о той чепухе, в связи со следствием. Оставьте все, как есть, вот что я вам скажу. Вы и слова об этом из меня не вытяните. – Его лицо стало суровым, и Мия мгновенно заметила, как они с Филлис похожи.

– Конечно нет, – быстро заверила она его. Она мысленно отметила слово следствие . Прежде она не слышала, чтобы о нем упоминали. – Меня больше интересует юность Кейт. Филлис говорит, что вы дружили?

Его лицо смягчилось, когда он предался воспоминаниям. Увидев, что старик настроился на разговор, Филлис быстро махнула рукой и поспешила обратно за свой рабочий стол, где ее ожидал посетитель.

– Да, так оно и было, – проговорил Филип, медленно кивая головой.

Некоторое время он молча смотрел в окно. В какой‑то момент Мие показалось, что он отключился. Но он снова повернул голову, и его глаза прояснились.

– Давно это было, – начал он. – Если мне не изменяет память, летом тысяча девятсот шестнадцатого года. Я был на несколько лет моложе Кейт. Я ходил за ней хвостиком, если хотите. К ее компании принадлежал мой старший брат Эдди. Но она была добра ко мне. Все они были добры ко мне. Знаете, мы рыбачили вместе. Я Эдди, Кейт, Генри Харрис и Лоренс Дэвидсон. Неважно, что она была девушкой. Черт возьми, на рыбалке она могла переплюнуть всех нас. Может быть, только за исключением Лоренса. – Он поскреб подбородок, улыбаясь собственным воспоминаниям. – Никто в наших краях не мог удить или стрелять так, как Лоу.

Мия ухватилась за эти слова, вспомнив о том, что писала Кейт в дневнике. Разумеется, Лоренс знает названия всех растений. Но он старше меня.

– Я уже слышала это имя – Лоренс. Кто он?

– Лоу был ее кузеном! – выпалил Филип, удивленный тем, что она не знает самого главного. – Всем это известно, Лоу и Кейт были похожи как две капли воды. Вечно что‑то записывали в своих дневниках. Вечно сидели вместе, склонившись над чем‑нибудь. У Лоу был микроскоп, и он часами напролет сидел за этой штукой. Он говорил, что станет… как его? Ботаником, вот кем. Оба они собирали листья и всяких тварей, все, что угодно. Живность ей особенно нравилась. Она говорила, что это помогает ей лучше ловить рыбу. Я никогда этим не занимался. То есть я знаю, как выбрать отличное место для рыбалки без того, чтобы засушивать в книгах всяких тварей! Тьфу… – Старик подвигал челюстью, словно пробовал на вкус что‑то неприятное. – Полагаю, я ее чуть‑чуть ревновал из‑за того, что Кейт проводит так много времени с Лоу. Знаете, Лоренс был не просто ее кузеном. Он приглядывал за ней, точно так же как Эдди за мной. Думаю, можно сказать, что он был ее лучшим другом. Все мы знали, что никому из нас не удастся приударить за ней. Когда она подросла, почти все мужчины в горах были влюблены в нее. Да, и я тоже. Хотя у меня тогда еще молоко на губах не обсохло. Но только Лоренс, – громко произнес он, тыкая пальцем в подлокотник кресла, как будто настаивая на своем. – Это был тот человек, который по‑настоящему любил Кейт. И я осмелюсь сказать, что и она тоже любила его. – Он с сожалением покачал головой. – Черт побери, как печально все это закончилось! Наверняка у Кейт все сложилось бы по‑другому, если бы он был жив.

– Расскажите мне о нем, – попросила Мия, сдвинувшись на край стула.

Филип Пейс сидел, схватившись за подлокотники кресла и погрузившись в воспоминания. Затем его лицо постепенно оживилось, и он опустил руки. Кожа кресла затрещала, когда он откинулся на подушку.

– Ах, Кейт, – проговорил он слабым голосом. – Я был еще ребенком. Едва подрос, как стал таскаться вслед за ребятами, я повсюду ходил за ними. Я многого не помню, но я помню Кейт. Вы слышали историю о том, как она использовала уроки танцев для того, чтобы научиться лучше забрасывать удочку?

* * *

Лето 1916 г.

Этим летом у всех на уме была одна война. В мужской парикмахерской мужчины только и говорили, что о сражениях и потерях в окопах. Жены и матери в городе сильно переживали из‑за воинского призыва. В салоне красоты тоже разговаривали только о войне. Но мама запретила нам разговаривать об этом за обедом. Она сказала, что это вредно для пищеварения. По словам моих друзей, их матери тоже объявили эту тему запретной. Может быть, матери по всему графству – может быть, даже по всей стране – установили такие же законы. Мы, мальчишки, обычно смеялись над тем, что наши мамочки думали, будто, болтая о войне, мы отравимся ипритом.

Однажды в жаркий летний полдень мы с приятелями играли в лесу в войну. Мы шагали гуськом, как настоящее войско, а удочки служили нам ружьями, вот так‑то. Мы просто дурачились. Но в душе мы были готовы записаться в армию и уйти воевать. Мы думали, что война – приключение, что мы будем стрелять из настоящих ружей и станем героями, как в кино.

Мы поджидали Кейт. Каждый четверг она брала уроки танцев, и ей это было не по душе. Ее тетя Грейс и миссис Ходжес навалились на преподобного и прямо заявили ему, что нужно научить Кейт вести себя как настоящая леди. Думаю, они считали, что уроки танцев – неотъемлемая часть женского воспитания. Тем летом ей исполнилось шестнадцать лет, она уже почти развилась. Она несколько месяцев брала уроки танцев, и все это время мы поджидали ее.

Как бы то ни было, мы играли в войну, как вдруг увидели, что на нас летит булыжник, и услышали, как кто‑то кричит: «Бегите, бомба!» Сначала мы пригнулись, потом, сжав кулаки, стали оглядываться вокруг.

У нас за спиной, на расстоянии пяти ярдов от нас, уперев руки в бока, на пригорке стояла раскрасневшаяся и нахмурившаяся Кейт.

– Хватит играть в войну, ребята, слышите? – закричала она. – Вы не пойдете ни на какую дурацкую войну. Так сказал президент Вильсон. Никогда!

Лоренс выпрямился и направился к ней. Он был негласным лидером в нашей компании. Кроме того, он был самым высоким, что давало ему преимущество над нами. И самым старшим. Но, главное, он вел себя так невозмутимо, что все прислушивались к его словам. У него были густые рыжеватые волосы и темно‑карие глаза, как у всех Уоткинсов.

– Кейт! Ты опаздываешь! – крикнул он.

Только Лоу мог разговаривать с Кейт таким тоном. Она хитро улыбнулась, отчего у меня в груди, как никогда прежде, затрепыхалось сердце. Я знал, что Лоу чувствует то же самое, я видел это по его лицу. Так всегда было между ними. Словно только они двое знали какой‑то секрет. Потом Кейт села на землю и сняла чулки. В этом не было ничего странного. Она любила ходить летом с голыми ногами.

Миссис Ходжес говорила Кейт, что та была предрасположена к тому, что она называла «проявлением чрезмерного восторга». Но иногда Кейт просто любила покрасоваться. Кейт побежала и, подойдя ближе к ручейку, отделявшему ее от нас, задрала юбку и крикнула: «Посмотрите на меня! Я – балерина!» Она прыгнула через ручей, выбросив одну ногу вперед, а другую – назад, при этом она вытянула их и энергично размахивала руками. Все мы с любопытством смотрели на нее, и будь я проклят, если она не была похожа на балерину, которую я видел в каком‑то журнале.