Порочные - Мира Вольная

Я прикусываю губу Эм и все-таки отрываюсь от горячего рта, касаюсь шеи. Пульс под моим языком частит и срывается. Когти волчицы царапают затылок и плечи, пальцы зарываются сзади в волосы, она ерзает, выгибается, подается мне на встречу, сжимая ногами все сильнее и сильнее. Ее мышцы напряжены, запах желания дразнит и делает только хуже.

Кажется, что если я не трахну ее сейчас, то сдохну или двинусь. А может сначала двинусь, а потом сдохну.

Я сжимаю рукой грудь, перекатываю сосок в пальцах, дурею и тупею от ее стонов и всхлипов. Они, как иглы, впиваются в нервы, проникают в кровь, раздирая когтями дикого желания изнутри. Я больше не выдержу ни минуты, ни секунды.

Близость и движения Эмили с каждым мигом все яростнее и несдержаннее, глаза закрыты, выгнутая шея и спина, когти рвущие мою футболку. Стоны и всхлипы все громче, а запах все четче, насыщеннее.

Все тот же неправильный, не цельный запах. Ему недостает всего нескольких нот, но сейчас эти недостающие ноты, как дыры на страницах книги — раздражают, мешают, не дают полностью насладиться.

— Что ты с собой делаешь? — спрашиваю, поймав Эмили за подбородок.

— Марк…

— Посмотри на меня, Эмили, — рычу я и действительно пытаюсь ей приказать. Мне надо увидеть ее глаза.

Она поднимает веки, медленно, с усилием, на лбу складочка, и капля пота стекает по виску справой стороны.

Я не могу удержаться.

Подхватываю эту каплю, растираю на языке и снова всматриваюсь в глаза Бартон.

— Что ты принимаешь? Что колешь себе? Почему у тебя другой запах?

— Не все ли тебе равно? — в ее взгляде туман желания, зрачки расширены, почти полностью закрывают радужку. — Заканчивай трепаться, Джефферсон, — шершаво хрипит она, потираясь о меня бедрами и животом, опираясь руками о плечи.

— Эм…

Она затыкает меня. Впивается в рот и тут же прикусывает губы.

— …твою ж…

Эмили стягивает с меня футболку, отшвыривая куда-то в темноту, я избавляюсь от ее рубашки, сдергиваю с Бартон, не обращая внимания на треск ткани.

Херовее места, чтобы заняться сексом, пожалуй, не найти.

Кирпич стены — сырой и шершавый, пол — грязный и холодный. Я не хочу, чтобы на ее коже остались царапины, я не хочу, чтобы она касалась грязной кладки.

Но остановиться уже не могу.

— Джефферсон, — Эм шепчет прерывисто, сдавленно, на вдохе, и ее зубы прикусывают мне мочку уха, и через миг язык спускается к шее.

Да твою же ж мать…

Клыки давят на кожу, она вылизывает меня и кусает, царапается, пока я стаскиваю с нее лифчик, пытаюсь справиться с пуговицей на джинсах. Гребаных узких джинсах.

Кровь шумит в голове, как истребитель на взлете, запах еще ярче и насыщеннее, мне почти больно, потому что стояк не просто каменный, он, сука, титановый. И я бы, наверное, даже посмеялся над этим, если бы у меня осталась хоть капля мозгов. Вот только мозгов не осталось совсем. Даже намека. Не-а. Пусто.

Я ставлю Эмили на ноги, заставляя оторваться от себя, перехватываю руки, заводя за спину — чертова пуговица наконец-то подалась — опускаю джинсы и белье вниз.

— Невозможная…

Мне достаточно света, чтобы рассмотреть Эмили. И я смотрю на нее, пожирая глазами каждый участок дрожащего, влажного от пота тела.

Кожа молочно-белая, темнеющие соски, пульсирующие вены на шее, узкая талия и идеальный живот — мышцы пресса ровные, четко очерченные, длинные. Невероятные изгибы талии, задница сердечком, грудь и стройные ноги.

Она разглядывает меня так же пристально, с такой же жадностью и желанием во взгляде. Скользит взглядом по шее и плечам, груди, к паху.

Член дергается, яйца болезненно сжимаются.

— Я хочу тебя, Эмили, — рычу, как будто без моих слов непонятно, и дергаю на себя, снова захватывая рот, спускаюсь к шее, а рука скользит по идеальному животу вниз.

Все еще не отпускаю ее рук, заставляю Эм грудью вжиматься в себя. Ее кожа чувствуется охренительно: жаркая, влажная, нежная.

В голове проносятся картинки того, как она будет ощущаться подо мной, на мне, в душе, в воде озера, на столе, на ковре, везде.

Я скольжу пальцами еще ниже и накрываю лоно.

Там очень тесно и горячо.

Клитор набух.

— Марк… — стон, как сладкий карамельный ликер.

— Да?

Я дразню ее, глажу и обвожу бугорок, а самого колотит от желания. Но я хочу, чтобы она стонала, чтобы совсем потеряла голову, чтобы охрипла от стонов и криков.

Я — эгоист, заносчивый засранец. И сегодня Эмили Бартон кончит у меня в руках, и только мне решать, как и когда это произойдет.

— Марк… — ее клыки впиваются мне в ключицу. Не прокусывают кожу, и все же меня простреливает насквозь от этого движения. Рык такой громкий, что слышен, наверное, на несколько миль вокруг. Наверняка, охранник внизу выронил из рук планшет, разбил любимую кофейную кружку.

Я опускаюсь на колени, обвожу языком пупок, скольжу ниже. Выцеловывая, прикусывая, втягивая в рот солоноватую от пота кожу.

Голова Эмили откинута назад, приоткрыт истерзанный мной рот, вздулась и судорожно бьется вена на шее, соски торчат, капли пота скатываются по ложбинке вниз.

Она невероятно сексуальна, невозможно хороша.

Таких, как Эм, просто не бывает. Она не может существовать ни в одной реальности, ни в одном из миров, и тем не менее она здесь, плавится и стонет от моих прикосновений. Всхлипывает. Так сладко, так горячо.

Очень горячо.

Я наконец-то накрываю ее лоно губами, пробуя на вкус, смакуя, подыхая. Наслаждаюсь каждым движением, каждым ее откликом, больше не удерживая тонкие запястья.

Мне нравится, как она реагирует, даже больше чем просто нравится. Эм подается навстречу, стонет, хрипит, зарывается пальцами глубже мне в волосы, натягивает, причиняя боль. И эта боль меня тоже заводит.

Я ускоряю свои движения, вхожу в нее сначала одним, а потом и двумя пальцами.

Эм очень узкая, очень тугая, и это окончательно сводит с ума.

Всего несколько движений, поглаживаний, и она с громким криком кончает, взрываясь оргазмом у меня на языке.

А я облизываю губы, поднимаясь с колен. С трудом, но все-таки поднимаюсь, помогаю Эмили с одеждой, все еще наслаждаясь ее вкусом. Он растекается на языке, как сироп, заставляет животное внутри на время успокоиться. Он все еще возбужден и заведен, но доволен тем, что его женщина кончила. От этого веет чем-то диким и первобытным.

Эмили податливая и мягкая, разомлевшая.

Ее рубашку теперь только выкидывать, бюстгальтер так и не удается найти, поэтому я надеваю на нее свою футболку. Она порвана на спине в нескольких местах, но это все же лучше, чем ничего.