Граница безмолвия - Богдан Сушинский

Пытаясь справиться с какими-то своими сомнениями, Кротов недоверчиво повел подбородком. Он и предположить не мог, что в планах своих германцы способны заходить столь далеко… даже до идеи воссоздания Сибирского ханства.

— Вы… обо всем этом — о ханстве, наследнике, что… всерьез?

— Настолько всерьез, что вопрос обсуждался в кабинете руководителя военной разведки адмирала Канариса. Причем заниматься воссозданием этого ханства Канарис и Риббентроп поручили мне, предварительно приставив какого-то головастого специалиста по Сибири из института по изучению наследия предков — «Аненербе». С комендантом базы «Зет-12» мы тоже обменялись мнениями. От всей этой истории он слишком далек, но в принципе готов поддержать нас всем, что только находится в его подчинении.

Штабс-капитан придирчиво как-то взглянул на оберштурмбаннфюрера, словно бы пытался прикинуть, насколько он готов к подобной миссии.

— Но когда оно существовало, это Сибирское ханство, барон?! Кто и каким образом способен теперь оживить его?!

— А когда в последний раз существовала империя Маньчжуров? Однако первое, к чему прибегла разведка японцев, — позаботилась о возрождении этого государства, которое называется теперь империей Маньчжоу-Го, имеет своего императора и посольство почти в центре Берлина. Кстати, напомню, что маньчжуры, как утверждают знатоки, ближайшие родственники тунгусов. Они принадлежат к одному из народов, объединенных в тунгусо-маньчжурскую лингвистическую группу.

— А ведь, действительно, маньчжурскую империю японцы возродить сумели, — простодушно признал свое поражение штабс-капитан. — Правда, они сделали это, оккупироваів северные территории Китая.

— Странная у вас логика, гауптман Кротов. Как, по-вашему: создавая в Сибири базу «Норд-рейх», мы чем занимаемся? — резко оглянулся на него фон Готтенберг.

— Вы меня интригуете, господин оберштурмбаннфюрер.

— И еще…Почему, на ваш взгляд, комендантом этой базы решено назначить именно вас, бывшего русского офицера, которого судьба уже забрасывала в заполярные края?

Кротов самолюбиво покряхтел. О том, что его решено было назначить комендантом, штабс-капитан слышал впервые. Относительно должности заместителя коменданта — да, об этом речь шла. При том, что комендантом становился сам фон Готтенберг. Уж не самоустраняется ли барон от этой должности, чтобы излишне не рисковать, просиживая в русском тылу. Но дело не в этом. Кротов вдруг чувствовал, что барон откровенно переигрывает его, причем делает это с аристократической снисходительностью.

— Извините-с, господин барон, — язвительно проворчал он, — на совещание к адмиралу Канарису меня не приглашали-с, о будущем назначении не уведомили-с. Рылом не вышел-с.

— Не огорчайтесь, штабс-капитан. Когда вас назначат командующим бессмертными легионами тунгусов и якутов, первое, что вы сделаете, это дадите аудиенцию Канарису. Кстати, не исключено, что в будущем база «Норд-рейх» станет резиденцией тунгус-хана, а возможно, и полноправной столицей ханства под наименованием Тунгус-ханство или Тунгус-рейх.

— Но мне было сказано, что комендантом этой базы назначены вы, барон?

— Не волнуйтесь: все основные полномочия будут переданы вам. И комендантом станут называть вас. Сам я суете стройки предпочту философское созерцание северных пейзажей и сияний. Но пока что хочу уведомить, что во всех связях с аборигенами Сибири мы будем полагаться исключительно на вас, гауптман Кротов, — дипломатично вышел фон Готтенберг из этого щекотливого положения.

— Благодарю за доверие, я готов, — примирительно молвил штабс-капитан.

— Что же касается вас, инженер Шнитке, — вспомнил оберштурмбаннфюрер о молчаливо выслушивавшем их беседу первостроителе «Норд-рейха», — то сегодня мы еще посидим над снимками местности; прикинем, как получше обустроить базу «Норд-рейх».

Продвигаться в глубь распадка уже не было смысла: впереди овраг завершался почти отвесной стеной. Правда, в левой части его просматривался ступенчатый спуск, причем более пологий, нежели остальная часть стены, но ступени его, похоже, были рассчитаны на великанов. Подняться по этому косяку, конечно, можно было, вот только желания такого у старшины не возникало. Как всякий степняк, он руководствовался мудрым правилом предков: «Всякий холм лучше обойти. Даже лошадь без особой нужды на вершину холма подниматься не станет».

Ордаш уже развернулся, чтобы идти назад, к развилке, однако наткнулся на вытянутую руку Оленева.

— Тиха хади, камандыр, да… Песец на охоту хади.

Стараясь не делать лишних шагов и не шуршать, старшина оглянулся, однако ничего не заметил.

— Где этот твой песец?

— Между камнями, — едва слышно проговорил ефрейтор. — Притаился маленько.

И хотя Ордаш и на сей раз ничего достойного внимания не заметил, Тунгуса по-кошачьи прошел мимо него и ринулся куда-то в сторону, к открывавшемуся слева небольшому углублению, завершавшемуся трехметровой высоты завалом. Образовался этот завал, очевидно, во время землетрясения: огромные, многотонные гранитные валуны были набросаны на него так, словно их сносил сюда невиданной мощи великан.

И лишь когда, прижавшись к растрощенному, полуокаменевшему стволу северной сосны, Оркан вскинул карабин, Вадим заметил, как на вершине мелькнула пушистая туша величиной с небольшого пса. Прозвучал приглушенный этим провальем выстрел, туша как бы встрепенулась, её отшвырнуло в сторону валуна, вслед за этим раздался какой-то пронзительный визг, и все затихло.

— Ранил однако, — уверенно произнес тунгус, хотя старшина мог поклясться, что тот промахнулся. А взвизгнула эта тварюшка от страха, когда пуля срикошетила рядом с ней. Впрочем, решить их спор можно было, только добравшись до места укрытия дичи.

Прощупав склон цепким взглядом, ефрейтор обнаружил в нем, в двух шагах от каменного изваяния допотопной сосны, нечто похожее на тропу, которая, по мере того, как охотники поднимались по ней, становилась все более пологой и удобной.

Теперь уже не оставалось сомнений, что это действительно тропа — проложенная когда-то давным-давно. Да, может быть, уже лет сто не хоженая, тем не менее довольно удобная и, во всяком случае, местами расчищенная от камнепада, а местами и прорубленная человеческими руками в сплошном скальном массиве.

Оказавшись на вершине, Ордаш прежде всего оглянулся на открывавшийся там, откуда они пришли, мрачный горный пейзаж: каждая скала напоминала какое-то странное, химерное изваяние: то ли человека-уродца, то ли голову какого-то чудовища. А в общем, это была местность, задерживаться в которой не хотелось.

Что-то явно давило на психику Вадима, какая-то неизведанная сила, какое-то гнетущее предчувствие, какое-то ощущение близкой беды. И не будь рядом с ним увлеченного преследованием дичи ефрейтора Оленева, на которого все эти видения и общая атмосфера ущелья, казалось, никакого особого впечатления не производили, Вадим уже давно поспешил бы убраться отсюда. Впрочем, подниматься на этот перевал он тоже вряд ли стал бы.