Выстрел в лицо - Донна Леон

— Я тут ни разу ни одного инвалида не видел, — сказал Брунетти.

— И я не видел. И санитарный инспектор не видел. Но это не отменяет правила, согласно которому я обязан иметь для них специальный туалет.

— А что это за туалет? — полюбопытствовал Брунетти.

— С поручнями, с другим типом сиденья, с кнопкой слива на стене, а не на унитазе.

— Так почему ты его не построишь?

— Потому что мне это обойдется в восемь тысяч евро, вот почему.

— Ничего себе, — удивился Брунетти. — Прорва денег.

— Это включая разрешения, — кратко добавил Серджио.

Брунетти решил не углубляться в эту тему.

— Надеюсь, у тебя все обойдется, — сказал он и положил на стойку монету в один евро. Поблагодарил Серджио и направился обратно на работу.

Брунетти подходил к квестуре, когда из дверей здания вышла комиссар Гриффони. Брунетти помахал ей рукой и ускорил шаг. Они еще и словом не успели перемолвиться, а он уже понял, что что-то случилось.

— Что такое? — спросил он.

— Тебя Патта ищет, — ответила Гриффони. — Звонил в участок, выспрашивал, на месте ли ты. Сказал, что Вьянелло тут нет, и велел мне тебя найти.

— А что случилось-то?

— Мне он не сказал, — пожала плечами Гриффони.

— В каком он настроении?

— Честно говоря, хуже еще не бывало.

— Что, злой?

— Нет, не то чтобы злой, — с удивлением поняла Гриффони. — Немножко злится, конечно, но так, как будто понимает, что злиться ему вообще-то нельзя. Скорее напуган.

Брунетти направился в квестуру. Гриффони шла вслед за ним. Больше он ее ни о чем не стал расспрашивать. Они оба знали, что в гневе Патта не страшен, а вот когда напуган — еще как. Обычно люди злятся на чужую некомпетентность, а боялся Патта только тогда, когда возникала малейшая опасность для его собственной персоны. И в таком случае под угрозой оказывались все, кто имел к этому отношение.

Зайдя в здание, Брунетти с Гриффони вместе преодолели первый лестничный пролет.

— А что, он и тебя тоже вызывал? — спросил Брунетти.

Гриффони покачала головой и с явным облегчением пошла к себе в кабинет, оставив Брунетти одного.

Синьорины Элеттры в приемной не оказалось — видимо, ушла на обед, — так что Брунетти, постучав в дверь, сразу вошел.

Серьезный, как никогда, Патта сидел за столом, выставив перед собой руки, сжатые в кулаки.

— Где вы были? — требовательно спросил он.

— Допрашивал свидетеля, синьор, — соврал Брунетти. — Комиссар Гриффони сказала, что вы хотели меня видеть. Что-то случилось? — он постарался сказать это одновременно встревоженно и настойчиво.

— Да вы садитесь, садитесь, — велел ему Патта. — А то что вы тут стоите и таращитесь на меня, как баран на новые ворота.

Брунетти уселся прямо напротив вице-квесторе, оставив без ответа его последнюю реплику.

— Мне тут позвонили, — начал говорить Патта и посмотрел на Брунетти. Тот сидел, изо всех сил изображая живой интерес, и Патта продолжил: — Насчет того человека, что приходил к нам на днях.

— Вы имеете в виду майора Гуарино, синьор? — уточнил Брунетти.

— Да, Гуарино. Ну или как он там себя называл. — Произнося это имя, Патта помрачнел, и Брунетти понял, что именно майор — источник его проблем. — Дурак и сволочь, — пробормотал Патта. Брунетти удивленно на него посмотрел — начальник редко позволял себе непарламентские выражения. Он так и не понял, кого Патта имел в виду — то ли Гуарино, то ли того, кто ему позвонил.

Может, Гуарино и не был самым откровенным человеком на свете, но вот дураком Брунетти его не назвал бы — впрочем, как и сволочью. Но Брунетти оставил эти мысли при себе и просто спросил:

— Так что же случилось, синьор?

— Что-что! Умудрился помереть, вот что! Убит выстрелом в затылок, — все так же раздраженно проговорил Патта, как будто злился на Гуарино за то, что тот погиб. Вернее, был убит.

В голове Брунетти сразу же возникло множество теорий, но он решительно задвинул их подальше и принялся ждать от Патты объяснений. Не меняя серьезного, внимательного выражения лица, Брунетти смотрел на начальника. Вице-квесторе поднял кулак и с грохотом опустил его на стол.

— Сегодня утром мне из карабинерии позвонил капитан. Хотел знать, не было ли у меня каких гостей на прошлой неделе. Все юлил, осторожничал, не хотел даже имени посетителя называть. Просто спросил, не приезжал ли ко мне кто-нибудь из коллег, причем неместных. — Злобное выражение на лице Патты сменилось обиженным: — Я ему сказал, что у меня каждый день полно посетителей. Как прикажете упомнить всех, кто ко мне приходит?

Брунетти оставил этот вопрос без ответа, и Патта продолжил:

— Я сначала вообще не понял, о ком он говорит. Но потом заподозрил, что он имеет в виду Гуарино. У меня ведь не так много посетителей бывает, верно? — Заметив явное недоумение Брунетти перед очевидной противоречивостью его заявлений, он поспешил объясниться: — Я имею в виду, он на той неделе был единственным, кто пришел ко мне впервые. Значит, его он и имел в виду, больше некого.

Вдруг вице-квесторе вскочил на ноги, отошел на шаг от стола, развернулся и вновь плюхнулся в кресло.

— Он спросил, можно ли послать мне фото, — сказал Патта, и Брунетти уловил замешательство в голосе начальника. — Можете себе представить? Они сняли все на телефон, и он прислал эту гадость мне. Как будто думал, что я его опознаю — вернее то, что осталось от его лица.

Услышав это, Брунетти застыл; только через какое-то время он нашел в себе силы заговорить:

— И как, вы его опознали?

— Да. Разумеется. Пуля прошла под углом и разрушила только подбородок. Так что я сразу его узнал.

— Так как его убили? — спросил Брунетти.

— Я же вам сказал, — громко возмутился Патта, — вы что, меня совсем не слушаете? Его застрелили. В затылок. От такого любой бы помер, вам не кажется?

Брунетти поднял ладонь:

— Я просто не совсем ясно выразился, синьор. Человек, который вам звонил, ничего не рассказал про обстоятельства, при которых было совершено убийство?

— Нет. Он только хотел, чтобы я ему ответил — опознал я убитого или нет.

— И что вы ему сказали?

— Что я не уверен, — ответил Патта и подозрительно посмотрел на Брунетти.

Брунетти подавил желание спросить, зачем вице-квесторе так поступил.

Патта тем временем продолжал:

— Я не хотел им ничего говорить, пока сам все не разузнаю.

Брунетти быстро перевел эту фразу с языка Патты на нормальный итальянский: это значило, что Патта хотел свалить всю ответственность на кого-нибудь еще. Потому и вызвал Брунетти.