В чужом городе - Леонид Гришин

В конце рабочего дня официально можно было взять с собой полкилограмма черешни. Так мы начали трудиться.

Дней через десять объявили, что нам выдадут зарплату, просили взять с собой свидетельство о рождении как документ. И вот, наконец, деньги были у нас!

До этого мы все обсуждали, кто на что потратит свою часть. Кто-то хотел купить конфет, кто-то собирался потратить деньги на удочку, а мне брат предложил сложиться и купить фотоаппарат. Эта идея мне очень понравилась.

Домой мы вернулись очень радостные, ведь это были наши первые деньги! Мы получили их из расчёта выполнения дневной нормы. Позднее мы умудрялись собрать и по две нормы на человека, что, естественно, поощрялось. Нас даже называли за это «стахановцами».

Отец нас спросил, на что мы собираемся потратить свою первую зарплату. Мы ответили, что хотим купить фотоаппарат. Он нам сказал, что фотоаппарат – это очень хорошее дело, но из одного фотоаппарата фотографию не сделаешь. К нему нужна ещё плёнка, должны быть проявитель, закрепитель, фотобумага, рамки, увеличитель, глянцеватель… На это у нас, конечно, денег бы не хватило. Но, тем не менее, мы всё равно купили с братом фотоаппарат, как только у нас собралось достаточно денег. Фотоаппарат назывался «Любитель» с широкой плёнкой размером 6 сантиметров. И снимок делался 6x6. С этой плёнки можно было отпечатать контактно. Хотя увеличитель мы потом сделали сами, используя объектив от фотоаппарата. Мы закладывали в рамку плёнку, фотобумагу, освещали эту бумагу через плёнку, проявляли и получался снимок 6x6. Это были наши первые фотографии. Позднее, сделав увеличитель, мы смогли делать фотографии 6x9, 9x12, что уже соответствовало размеру бумаги. Для этого мы собственноручно сделали матовое стекло, так как матовых лампочек в продаже тогда не было. Мы долго тёрли, чтобы наше стекло помутнело. Не было у нас и красного фонаря – мы использовали пионерские галстуки, чтобы закрыть лампочку. Но всё равно мы были счастливы. То была наша первая вещь, купленная на заработанные нами деньги.

Я возвращался в город: мне нужно было встретить родственников на Московском вокзале. Подъезжая к городу, мне стало ясно, что доехать вовремя не успею. Движение на дорогах очень плотное, да ещё и час пик. Я представил, что в районе вокзала застрять вообще не мудрено.

Я решил оставить машину у станции «Озерки», а дальше добираться на метро. Так будет быстрее и надёжнее. В метро я езжу довольно редко, но картина там не меняется. Народу много, вагоны в дневное время заполнены.

Подошёл поезд, я зашёл в вагон, встал в середине. В метро я практически никогда не сажусь, даже если есть свободные места. Если только совсем уж никого нет, тогда сажусь, чтобы не стоять. Сейчас в вагоне было не слишком тесно, но все места были заняты.

У станции «Пионерская» вышло много пассажиров, но и зашло много. Рядом со мной освободилось одно место. Как только двери открылись и люди стали выходить, одна молоденькая девушка тут же юркнула между пассажирами и быстренько села. Села, опустила свои пушистые ресницы, склонила голову, как бы показывая всем, что она устала и вообще чуть ли не спит. Когда народ зашёл и двери закрылись, она подняла своё милое личико, достала из сумки телефон и, склонив вновь голову, стала показывать всем, что она ничего не видит, не слышит, а полностью занята своими делами.

Среди прочих пассажиров, зашедших в вагон, были две пожилые женщины, вставшие неподалёку. Мне они сначала не очень понравились, так как стали громко разговаривать, но одна из них мне подмигнула, и я ненароком услышал, что разговаривают они как раз об этой юной девушке.

– Да что ты, это раньше пионеров, комсомольцев воспитывали уважать старших, а сейчас-то кто их воспитывает? Ни в школе, ни дома! – начала первая, – это мы с тобой сейчас здесь постояли, посмотрели на эту нынешнюю молодёжь, вышли и ушли, а представляешь, как она дома, с родителями? Родители же каждый день её видят…

– Да-да-да, вот у меня у соседки такая же, – вмешалась вторая, указывая пальцем на сидящую девушку, – той тоже лет семнадцать. Так ты и представь, что бабке восемьдесят, а сама ходит за хлебом. А чтобы сходить помочь и мусор выбросить – так об этом даже и разговора нет!

– Ну а что ты думаешь, ей семнадцать, к ней женихи ходят, скоро рожать, а кого она родит? Ты думаешь, она воспитает детей так, чтобы они стариков уважали? Сейчас у них демократия, всё для себя!

Я перевёл взгляд на эту девушку. Она продолжала сидеть, склонив голову, судорожно нажимала на кнопки, но щёки у неё уже покрылись румянцем.

– Ну, вот ты представь, она родит, а кого она воспитает? Точно так же будет воспитывать, никакого уважения к старикам. Будут сидеть, а перед ними старики будут стоять. У них колени гнутся, суставы все скрипят…

На этих словах девушка не выдержала. Она подскочила и устремилась в другую часть вагона.

Одна из женщин засмеялась и села.

– Заговорила совесть, заговорила. Вот если бы у них совесть пораньше говорила…

– Вот заговорила всё-таки совесть, – повторила вторая, – а я ещё помню, что в наше время, чтобы пионер или комсомолец сел в трамвае – это же считалось позором!

Так они и проговорили, но я дальше их особо не слушал. Я думал о том, что действительно – чтобы молодой сидел, а старик стоял – такого же никогда раньше не было. А сейчас я часто наблюдаю, что и курсанты, будущие офицеры, сидят, а перед ними стоят женщины. А почему так? Не преподают им что ли, что офицер – это лицо нации, защитник? Как он может сидеть, когда перед ним стоит пускай не пожилая, но женщина?!

Я оглянулся, посмотрел на пассажиров и подумал ещё об одном. Я вспомнил, что в моё время, если зайдёшь в электричку или трамвай, то у каждого пассажира в руках газета или книга. А сейчас редко у кого увидишь книгу. Все в телефонах сидят, в планшетах копаются. А заглянешь случайно в планшет этот – гоняют там какие-то игры, блошек по экрану, как я говорю.

Может, в самом деле пора бы уделить внимание детям, научить их уважению к старшим, к природе, к Родине и жизни. Ведь неуважение к старику – это неуважение к жизни, к своей Родине, к своей стране… Не хочется философствовать на эту тему, но есть над чем задуматься.

Уже на выходе из метро мне припомнился ещё один случай. Несколько лет назад я также ехал в метро. На одной из остановок зашла группа подростков, лет им было всем по четырнадцать. Вагон был почти переполнен. На станции одна из гражданок поднялась со своего места, чтобы выйти. Рядом стояла пожилая женщина. И только она хотела сесть на освободившееся сидение… P-раз! И один из мальчиков занял место прямо перед ней. Пожилая женщина ничего не стала говорить, продолжила стоять, но не стала молчать другая женщина, стоявшая рядом: высокая, красивая, спортивного сложения. Она видела всю эту сцену, развернулась и сказала этому мальчику:

– А ну, встань, уступи место!

– Вы, наверное, не слышите, – начала шуметь весёлая компания, – что надо малолетним место уступать. А он у нас самый маленький, ему надо место уступить!