Шум ветра - Владимир Сергеевич Беляев

меня заменить Юрочке мать, и я выполню ее последнюю волю.

— Ты так говоришь, будто он не мой сын.

— Он называет меня матерью. Я всю жизнь отдала ему. Ты можешь убедиться, что Юре у меня хорошо. Поживи у нас денька два, приглядись. Я тебе постелю в Юриной комнате, скажу ему, дядя, мол, в командировку из Москвы приехал. Только, смотри, ни словом, ни намеком кто ты.

— Да что уж там? Не враг я своему сыну.

На ночлег Семерихина устроили в комнате мальчика. Юре постелили на кроватке, а Семерихину поставили раскладушку.

Мальчик сидел за столом, рисовал в альбоме веселые рожицы. Карандаш бегал по бумаге легко, озорно.

Семерихин внимательно разглядывал комнату. Все здесь было просто, аккуратно, уютно. Над столиком висела полочка с книгами, на тумбочке стоял будильник и репродуктор. На полу стояла лошадка-качалка, лежала коробка с конструктором и две-три заводные игрушки.

— Богато живешь, — сказал Семерихин. — Игрушек у тебя как в магазине.

— Мамка накупила. И дядя Кира приносит.

— Кто? — насторожился Семерихин.

— Дядя Кира. Он доктором в маминой больнице работает.

— А-а.

— Хотите, нарисую ваш портрет? — предложил мальчик. — Сидите смирно, не мотайте головой.

Он перевернул листы альбома, приготовился рисовать на чистом листе.

— Не шевелитесь.

Семерихин откинул голову, сидел неподвижно.

Посматривая на лицо Семерихина и на альбом, мальчик старательно рисовал.

С листа бумаги проглядывало лицо, похожее на Семерихина, с удивленным взглядом и большими ушами.

— Похож! — восхищенно сказал Семерихин. — Да ты художник. В семь лет так рисовать, надо же!

Семерихин одобрительно и с нежностью смотрел на сына.

— И читать умеешь? — спросил он.

— Ага. Вон сколько у меня книг. А эту на день рождения подарили.

Мальчик достал с полки книгу, стал громко читать:

«Жили себе дед да бабка, была у них курочка Рябка, нанесла она яиц полное лукошко, да еще немножко…»

— А здесь что написано? — взял Семерихин другую книгу с полки.

— Бременские музыканты, — прочитал мальчик.

— Грамотей! — одобрил Юру Семерихин. — В шахматы умеешь играть?

— У меня их никогда не было, где мне научиться?

— А я прихватил с собой. Хорошие шахматишки.

Семерихин полез в чемоданчик, достал шахматы, завернутые в бумагу и перевязанные шпагатом, он только теперь купил их в магазине.

— Бери насовсем.

— Спасибо, дядя.

— А еще я хотел подарить тебе географическую карту. Ты любишь географию?

— Не знаю, — откровенно сказал мальчик.

Семерихин достал из чемоданчика карту, развернул ее и повесил над Юриной кроваткой, прикрепил к гвоздям, которыми был прибит коврик.

— Вот здесь вся наша страна, реки, моря и горы. Все города. Я за свою жизнь много поездил и чего только не видал. Здесь вот, в горах Казахстана искал молибден, металл такой, очень ценный. Ходил по Алтаю. На Урале тоже не одну дорожку протоптал. И здесь бывал, на Карпатах. Красивые места!

Рассказывая, где он бывал, Семерихин показывал все на карте.

— Удивительнее всего Сибирь, бескрайняя тайга, бурные реки, медведи.

Мальчик с восхищением слушал рассказ.

— А кем вы работаете, дядя? — спросил он.

— Геологом. Слыхал про таких людей? Геолог-разведчик я, путешественник, искатель полезных ископаемых, земных богатств. Я, брат, всю землю обошел, все уголки знаю, как ты в своей комнате.

— Интересно? — засверкал глазенками мальчик.

— Фантастически интересно, — сказал Семерихин и отвернулся от карты. — Однако сыграем в шахматы?

Семерихин разложил доску, расставил фигуры. Мальчик с интересом смотрел на шахматы.

— Каждая фигура, — стал объяснять Семерихин, — имеет свое название и по-особому передвигается по доске. Вот это пешки. А это король, это королева. Два слона, или офицера, две ладьи, или туры, и два коня. Начинают игру белые фигуры.

Вдруг он замолчал и забыл про шахматы. С каким-то грустным выражением смотрел на Юру, а потом спросил:

— А как ты живешь, вообще?

— Хорошо, — сказал мальчик.

— Не скучаешь?

— А по ком скучать? У нас все дома.

— А тебя не бьют?

— Про кого это вы? Про Сережку Мурадова или про Катьку Свиридову с соседнего двора?

— Да нет, я про твою маму.

— Она меня никогда не бьет. Зачем драться? Это же больно. Давайте играть в шахматы.

Семерихин будто очнулся от тяжких мыслей.

— Конечная цель шахматной игры — поставить мат королю.

На этих словах мы покидаем Семерихина и маленького Юру в Ташкенте в момент их тайного свидания и переносимся на пять лет вперед. Мы застаем взрослого Юру за шахматной доской в детском приемнике в Москве. Он сидит в саду на скамейке, играет в шахматы с Димкой и словно продолжает рассказ:

— Он-то и научил меня играть в шахматы. Тогда мне и в голову не пришло, что это был мой отец.

— Ты узнал бы его теперь, если бы встретил?

— Спрашиваешь! У меня даже его портрет сохранился.

Юра достал из кармана бумажку, аккуратно развернул ее, чтобы не порвать на сгибах.

— Смотри.

Ребята наклонились над старым Юриным рисунком, смотрели на смущенное, жалостливое лицо Семерихина.

— Твой батька?

— Смешной мужик.

За спиной у мальчиков в это время появился Григорий Романович. Остановился, никем не замеченный, смотрел на рисунок.

— Кто рисовал? — спросил он ребят.

— Я, — сказал Юра.

— Это его батька, — сказал Димка.

— Дай-ка сюда, — протянул руку Григорий Романович. — Давай, давай, я его не съем. Посмотрю и верну.

Юра неохотно отдал рисунок.

С этим рисунком Григорий Романович пришел в кабинет к Людмиле Васильевне. Она посмотрела на рисунок и улыбнулась.

— Я видела, Юра показывал. Действительно, напоминает лицо Семерихина. Что-то характерное схватил. Теперь он постарел, стал тусклый и примятый. Это он сам так сказал о себе.

— Не звонил еще?

— Наверное, завтра позвонит. Думает.

Ребята играли во дворе, в том месте, где накануне пытались сделать подкоп под стену.

Кудрявый и смуглый, как цыганенок, мальчик играл на губной гармошке, Димка дул на расческу, обернутую бумажкой, кто-то гремел кастрюлей. Под дикую музыку и звонкие выкрикивания танцевала Люся. Она сама придумывала танцы, двигалась с задором, приятно было на нее смотреть.

Ребята выкрикивали какие-то бессвязные слова, подражая английским песенкам битлов, прихлопывали ладошками, топали ногами, визжали и подсвистывали.

Люся отчаянно танцевала в бешеном ритме, раскидывая руки и развевая по ветру прямые белокурые волосы.

Все неистовствовали, кричали.

Только один Юра грустно стоял в стороне с шахматной доской в руках.

В самый разгар танца прямо через стену перелетел большой моток новой веревки для белья и упал к ногам Люси.

Танец прервался. Юрка бросился к веревке, подхватил ее и запрыгал от радости.

— Молодец, Наташа. Спасибо! — закричал он на стену, откуда упала веревка. — Сдержала слово. Молодец.

Мальчишки обступили Юру, стали рассматривать веревку. Все хором закричали Наташе:

— Спа-си-бо, На-та-ша! Спа-си-бо!