Камигава: Рассказы - Jay Moldenhauer-Salazar

без меня, маленькая крыска. – Огр зловеще захохотал.

- И все же, любишь ли ты меня за это? – хватка за подбородок Чернильных-Глаз стала болезненной. Под давлением слышался хруст кости. Кожистое лицо огра серовато-лилового цвета заполняло все поле ее зрения. – Я создал тебя такой, какая ты есть, и не получил за это никаких проявлений благодарности. Ты лишь жалкая негодница, моя сладкая незуми, неблагодарная, безответная, жестокая негодница.

От рывка его руки, Чернильные-Глаза отлетела во тьму. Она ударилась о стену спиной, затем головой, и, обмякнув, сползла на холодный пол. Шатаясь, она поднялась на колени.

- Я творение твоих рук, Хозяин.

- Ха! – Вскричал Музан и с неожиданной скоростью метнул в нее тяжелым креслом. Оно бы раздавило хрупкое тело незуми, если бы она осталась на месте, но Чернильные-Глаза откатилась в сторону. Дерево треснуло о каменную кладку, и кресло развалилось на части. Прежде, чем она смогла подняться, огр уже возвышался над Чернильными-Глазами со сжатыми кулаками. Музан был массивным, весь из мышц и костяных выступов, а рев его был оглушителен. – Смотри! Ты сломала мое любимое кресло!

Музан сомкнул пальцы на ее горле и поднял ее, брыкающуюся, над полом. В очередной раз его тошнотворное дыхание обдало ее лицо.

- Ты починишь мое кресло! – Потребовал он.

- Конечно, - прохрипела Чернильные-Глаза. Она уже не могла дышать, поэтому говорила шепотом. – Я починю его, как обычно, Хозяин. – Тьма начала окутывать края зрения Чернильных-Глаз.

- Хорошая конфетка, - сказал Музан, выронив ее, наконец. – Такая милая, такая нежная.

Чернильные-Глаза схватилась за свое горло, кашляя и глотая воздух. Музан повернулся к ней спиной и, шатаясь, побрел в тень. Темнота поглотила его. Чернильные-Глаза слышала, как он возится с очередным бурдюком вина, наполняя свою треснутую кружку. Эхо его мрачного голоса доносилось до нее, отражаясь от голых камней.

- Мой Хозяин требует больше крови. Он говорит о банде незуми, разбившей лагерь неподалеку.

Чернильные-Глаза выпрямилась. Ее черные глаза блестели в тусклом свете комнаты. – Банда незуми? – спросила она. – Ты уверен, что он сказал именно так?

- Конечно, конечно. Хозяин был предельно ясен. Ты хочешь знать, не твоя ли это драгоценная банда Окиба, а? Кто знает? Все крысы одинаковые: жалкие и сопливые. Спроси меня, к какой семье принадлежат жабы снаружи, и мой ответ будет тем же. Кто знает, кто знает? – Чернильные-Глаза слышала, как он сделал долгий глоток, и влажно срыгнул. Его голос донесся сквозь мрак комнаты. – Все, что тебе нужно знать, это кто ведет крыс, сладкая. Найти самого жирного крыса, перережь его крысиное горло, и принесли мне его крысиную кровь.

Чернильные-Глаза поклонилась. – Как пожелаете, Хозяин.

- Как мой хозяин пожелает, - поправил ее Музан и громко отрыгнул. – Но прежде чем уйдешь, почини кресло, моя маленькая милашка.

*   *   *   *   *

Поэт как-то назвал Болота Такенумы, Похитителями Рассвета. Солнечный свет не касался их мутных глубин с тех времен, как ками обратили свой гнев на материальный мир, почти двадцать лет назад. Теперь, каким бы ни было время суток, раскидистые бамбуковые топи были окутаны бледным серым свечением в постоянном сумраке.

Чернильные-Глаза протиснулась сквозь тонкий, гниющий бамбук, склоненный под тяжестью мха. Туман стелился у ее ног, когда она с всплеском брела по мелководью. Она хорошо знала эти места Такенумы, и избегала наиболее опасных ловушек, огибая воронки трясины, гнезда жуков-кожеедов, и неупокоенные могилы также легко, словно она скользила сквозь поле из лилий.

Ночь была все еще ранней, и ее жертва еще не спала. Великий Хозяин получит сегодня свою кровь, но это займет еще несколько часов. Чернильные-Глаза срезала кусок бамбука длинным лезвием своего танто, подходя к нужной поляне.

Стоя открыто последи грязи и тумана, Чернильные-Глаза сняла нагинату со спины. Она поставила древко алебарды в вязкую почву, и погрузила рядом лезвие танто. Чернильные-Глаза сделала глубокий вдох, закрыла глаза, и вытянулась.

Вскоре она начала слышать всю мелодию Такенумы. Квакали жабы, стрекотали насекомые. Время от времени, неожиданно и назойливо кричала ночная птица. Это были первые звуки, проникшие в уши Чернильных-Глаз, звуки природы, постепенно они растаяли на фоне, сменившись более странным шумом.

Чернильные-Глаза слышала стоны – ками погибших людей, потерянные и блуждавшие среди бамбуковых рощ – заглушившие звуки болота. Она была уверена, что ее слух не должен был выделять подобные голоса, и, тем не менее, они были слышны независимо от того, желала она их слышать или нет. Лишь некоторые из их слов были внятными, но Чернильные-Глаза чувствовала, что эти призрачные стоны были движимы эмоциями – местью, или тоской, или же просто потерянностью, и жалостной растерянностью.

После еще большей концентрации, растаяли даже крики призраков. Послышалась третья мелодия, совершенно неестественная, не от этого мира, но из-за его пределов. Мучительные вопли животных, неразборчивая, бессвязная речь тысяч голосов, говорящих одновременно, и пузырящееся бульканье утопающих в трясине окружили Чернильные-Глаза со всех сторон. Это были кошмарные бормотания ками, осевших в Такенуме; они-то и были причиной ее медитации.

Темные голоса ками потоками кружили вокруг Чернильных-Глаз. Сначала они были не более чем шепотом. Шепот перерос в шумную суету, давящую на ее разум. Суета переросла в какофонию, кричащую ей в уши, угрожая разорвать ее рассудок на куски. Чернильные-Глаза выстояла под натиском потусторонних звуков, выискивая в них свою цель с помощью собственной души. Спустя несколько жутких мгновений, она нашла то, что искала – тихий, безмятежный эпицентр бури ярости ками. Какофония осталась, кружась и набрасываясь на немую сферу, в которую она обернулась, но Чернильные-Глаза сконцентрировалась лишь на тишине. Ибо в этой тишине находились нужные ей знания.

Как только Чернильные-Глаза коснулась рукой кокона из тишины, она отдалась невидимым силам, и ее тело начало двигаться. Левая стопа скользнула в сторону, в мягкую грязь, взбаламутив в ней личинки ночных жуков. Вторая стопа скользнула вперед. Вес тела сместился. Затем начали двигаться руки, голова и хвост. Одна, в ночи, посреди Такенумы, Чернильные-Глаза танцевала, словно на невидимых марионеточных нитях, в пузыре своей бесшумной медитации.

Она танцевала несколько часов в тишине, ведомая потусторонними силами. Чернильные-Глаза считала себя наиболее искусной ниндзей среди незуми, однако, ее никогда не учил ни один смертный сенсей. Всегда, когда у нее появлялась возможность, она возвращалась на эту поляну, место, где она могла полностью отдаться своим тренировкам. Несколько лет назад, голоса призраков и ками, которые могла слышать лишь Чернильные-Глаза, мало что могли предложить разуму измученной девочки. Почему-то, одно