Кремль 2222. Киев - Владислав Выставной

Решение пришло внезапно. Парень заметил, как рыжий псих уперся громадной пятерней в невесть откуда взявшееся корявое бревно. Облизав пересохшие губы, Книжник произнес:

– Мы спрятали бронепоезд… – он понизил голос и сделал вид, будто хочет приблизиться к собеседнику, чтобы сообщить ценную информацию шепотом. Странно, что такой прием работает почти всегда, – хотя, если подумать, на кой ляд ему шептать в такой обстановке? От кого что скрывать?

Но Топор на секунду все же повернулся в нему рефлекторно ухом. И с силой, недостижимой в другое время, Книжник вогнал в волосатую ладонь острую железную иглу. Шарахнулся в сторону, в ужасе ожидая реакции громилы. На секунду лицо Топора исказило недоумением, и только потом – болью и яростью:

– Су-у-ка!!!

Бросившись было вслед за беглецом, рыжий дернулся и сдвинул бревно, к которому был намертво приколот, как какой-нибудь коллекционный жук. Новый вопль боли и ненависти подтолкнул Книжника к бегству, как пинок под зад. Он сам не понял, как выбрался из душного подвала, буквально просочившись в узкую щель в фундаменте.

– Спасибо тебе, Марика… – единственные слова, что вырвались из его пересохшего рта за время бегства. Кто бы мог подумать, что подаренная на память безделушка окажется столь эффективным оружием.

А бежал он, как на автопилоте, нутром чуя, куда именно двигаться, – и не ошибся, уже через пару сотен шагов заметив за домами водную гладь. Неизвестно, удалось бы ему отыскать спутников или его догнали бы похитители, только внезапно дорогу ему преградила мрачная черная фигура.

– Ведун… – выдохнул Книжник. – А ты как здесь?

– Следуй за мной, – глухо сказал тот, и парень счел нужным подчиниться.

Через пару минут они вышли на Зигфрида. Воин прочесывал развалины поперек из маршрута и, увидев друга живым и здоровым, лишь сдержанно покачал головой да бросил тому оставленный на месте похищения арбалет. Сам же Книжник никогда еще не был так рад встрече после столь краткого расставания, но нашел в себе силы не предаваться неуместному веселью, а просто сообщил, как бы невзначай:

– Старые друзья объявились.

Отчего-то Зигфрид сразу понял, кого имел в виду приятель, и вроде даже не особо удивился:

– Кэт с Пузырем?

– Ага. И Топор с ними.

Последнее сообщение все-таки вывело веста из равновесия:

– Это ты пошутил так? – хмуро спросил он. – Или головой тебя хорошо приложили?

– Не без этого – голова побаливает. Но Топор – он здесь, живой и здоровый. Ненадежно ты ему голову срубил.

Даже после подробного рассказа Зигфрид продолжал с сомнением поглядывать на друга: не спятил ли тот, часом? Как-то он не привык, чтобы убитые им враги возвращались с отрубленными головами под мышкой. Под сбивчивый рассказ семинариста они вернулись к переправе, где уже ждали Назар с братом и Тридцать Третий с Егоркой. Чуть поодаль бродили маленькие группки оборванцев, оставшиеся после разгона толпы. Подойти ближе они уже не решались, обреченно ожидая своей участи.

– Отчего все же нельзя и этих людей забрать в Крепость? – спросил семинарист у Назара. – Как можно отказать им в шансе на спасение? Пусть они даже не знают ваших молитв…

– Они много чего не знают, – отвечал тот. – Они не понимают даже, что их спасение – в их собственных руках, а почему-то решили, что спасать их должны другие. Впускать их в Крепость – все равно что поджечь бочку с порохом. Они опаснее диких тварей, которых гонит Волна с западных степей. Понимаешь?

Книжник не понимал, но времени на рассуждения не было. Назар уже успел договориться с монахами о переправе, и для них открыли ворота – те самые, что остались запертыми для «простых смертных». Это был последний паром перед ударом Волны – оттого уход напоминал бегство.

– Редкий рукокрыл долетит до середины Днепра, – оглядывая водную гладь, проговорил Книжник. – Или как там у Гоголя? Не помню.

Широкая ржавая баржа, выполнявшая роль парома, медленно ползла поперек широкой воды. Четверо монахов монотонно крутили рукоятки устройства, напоминавшего лебедку, через которое проходил туго натянувшийся трос. На борт, помимо путников, собрались все защитники переправы. Монахи были молчаливы и мрачны. Да и с чего радоваться, когда над правым берегом нависло пугающее свечение, уже действительно напоминающее накатывающую волну непонятной природы?

Взгляд притягивала огромная статуя на противоположном берегу. Почему-то поначалу путники не обратили на нее внимания, видимо завороженные блеском золота на куполах храма. А может потому, что фигура выглядела темным силуэтом на фоне устрашающего свечения на западе. Сейчас же можно было рассмотреть, что это – потемневшая от времени металлическая фигура женщины с поднятым мечом в одной и щитом в другой руке.

– Это Стальная Дева, – пояснил Степан.

– Красивая, – неожиданно произнес детский голос.

Все уставились на Егорку, искренне любовавшегося далекой фигурой, но мимикрон уже молчал.

– Да, – признал Книжник. – Впечатляет.

– Только у них в Лавре она почетом не пользуется, – язвительно заявил Степан, с вызовом поглядывая на брата.

– Это заметно, – отметил Книжник. – Лавра, смотрю, в золоте, а эта почернела вся.

– Ей же язычники поклоняются, – проворчал Назар, хмуро глядя на Степана. – Богохульники и идолопоклонники.

– Так вы что же, воюете с ними?

– Воевать-то не воюем, но и дружить не дружим.

Назар помялся, скосился в сторону монахов, сказал, понизив голос:

– Думаю, мы потому этих язычников не трогаем, что они на себя Саранчу оттягивают. А дерутся они здорово.

В голосе Назара послышалось плохо скрываемое одобрение.

– Интересно, – проговорил Зигфрид, – а как это они дерутся? Разве на них эта Волна не действует? Или они сами – вроде Саранчи безмозглой?

– Против Волны особые молитвы помогают, – пояснил Назар. – Вроде как в транс входишь – и продолжаешь себя контролировать, когда другие впадают в безумие. Вот и у язычников собственные молитвы имеются, но у них плохие молитвы, сатанинские.

– Ну да, – неприязненно заметил Зигфрид. – Выходит, только у парней в черных рясах вера правильная, а все прочие – так, погулять вышли?

– Зигфрид – он ведь тоже как бы язычник, – Книжник подмигнул другу. У них с ним не было особых споров на религиозной почве. – Так что поосторожнее с ним, а то он у нас резкий, за своих богов на куски порубит!

Назар скосился на Зигфрида, пожал плечами:

– Да я что? Я ничего, у каждого своя вера.

– Мне-то кажется, что у Лавры с Кремлем – тоже одна вера, – осторожно предположил Книжник. – Во всяком случае, я читал, что до Последней Войны так и было.