Аня и Дом Мечты - Люси Мод Монтгомери

— Если бы вы не были пресвитерианином, не имело бы большого значения, кем именно вы были бы… Кстати, о ереси, доктор. Я принесла назад эту книгу, которую вы дали мне почитать, — «Естественное право в духовном мире». Я одолела не больше трети. Я могу читать разумные вещи и могу читать вздор, но эта книга ни то, ни другое.

— В некоторых кругах ее действительно считают в какой-то степени еретическим сочинением, — признал Гилберт, — но я предупреждал вас, мисс Корнелия, об этом, прежде чем вы взяли ее.

— О, я не имела бы ничего против, если б она была просто еретической. Я могу вынести чужую греховность, но я не выношу ничьей глупости, — заявила мисс Корнелия спокойно и давая понять всем своим видом, что сказала все, что можно было сказать о «Естественном праве».

— Кстати, о книгах. «Безумная любовь» все-таки кончилась две недели назад, — заметил капитан Джим задумчиво. — Она растянулась на сто три главы. Как только они поженились, книжка тут же и кончилась, так что, я полагаю, все их неприятности остались позади. Очень приятно, что так происходит хотя бы в книжках — не правда ли? — даже если это и не так везде, кроме книжек.

— Никогда не читаю романов, — отрезала мисс Корнелия. — Вы не слышали, капитан Джим, как там сегодня Джорди Рассел?

— Слышал. Я зашел повидать его по пути домой. Он быстро поправляется, но хлопот у него, как всегда, полон рот. Бедняга! Конечно, ему вечно приходится расхлебывать кашу, которую он сам заварил, но не думаю, что от сознания собственной вины расхлебывать ее легче.

— Он ужасный пессимист, — заметила мисс Корнелия.

— Ну нет, он не то чтобы пессимист, Корнелия, а просто никогда не находит ничего такого, что устраивало бы его.

— Разве это не типичный пессимист?

— Нет-нет. Пессимист — этот тот, кто и не надеется найти что-либо, что будет его устраивать. Так далеко Джорди пока не зашел.

— Вы, Джим Бойд, нашли бы, за что похвалить самого дьявола.

— Что ж, вы наверняка слышали историю о старушке, сказавшей, что он отличается упорством в достижении цели… Но нет, Корнелия, ничего хорошего сказать о дьяволе я не могу.

— Да верите ли вы в него вообще? — строго спросила его мисс Корнелия.

— Как можете вы спрашивать об этом, Корнелия, когда знаете, какой я образцовый пресвитерианин? Как может пресвитерианин обойтись без дьявола?

— Так вы верите? — настаивала мисс Корнелия.

Капитан Джим неожиданно сделался очень серьезен.

— Я верю в существование того, что священник однажды — я сам это слышал — назвал "пагубной, могучей и разумной силой зла, действующей в мире", — торжественно произнес он. — Я верю в ее существование, Корнелия. Вы можете называть ее дьяволом или «первопричиной зла», или любым другим именем, какое вам нравится. Эта сила существует, и все безбожники и еретики на свете не могут доказать, что ее нет, как не могут доказать, что нет Бога. Но заметьте, Корнелия, я верю и в то, что в конце концов она потерпит сокрушительное поражение.

— Я ожидаю, что так и будет, — сказала мисс Корнелия без особой надежды в голосе. — Но раз уж мы заговорили о дьяволе… я уверена, что Билли Бут одержим им в настоящее время. Вы слышали о последней выходке Билли?

— Нет. Что за выходка?

— Он взял и сжег новый коричневый костюм своей жены, который она купила в Шарлоттауне за двадцать пять долларов. Сжег потому, что, по его словам, все мужчины смотрели на нее со слишком явным восхищением, когда она в первый раз появилась в этом костюме в церкви. Но чего же еще ожидать от мужчины?

— Мистрис Бут действительно очень красива, а коричневый цвет ей особенно к лицу, — задумчиво проронил капитан Джим.

— Разве это основание для того, чтобы сунуть ее новый костюм в кухонную плиту? Билли Бут — ревнивый дурак и отравляет жизнь своей жене. Она целую неделю плакала о своем костюме. Ах, Аня, душенька, как я хотела бы уметь писать, как вы! Я бы разнесла в пух и прах некоторых здешних мужчин, поверьте мне!

— Эти Буты все немного странные, — заметил капитан Джим. — Билли казался наиболее здравомыслящим из всех, пока не женился и не дал проявиться этой своей нелепой ревности… Его брат Дэниель всегда был чудаковат…

— Выходил из себя каждые несколько дней и тогда отказывался вставать с постели, — с живостью подхватила мисс Корнелия. — Его жене приходилось самой делать всю работу на скотном дворе, пока у него не пройдет очередной приступ раздражения. Когда он умер, люди выражали ей в письмах свое соболезнование. Если бы я написала что-нибудь, так это было бы письмо с поздравлениями… Их отец, старый Эйбрам Бут, был омерзительным старым пьянчужкой. Напился на похоронах собственной жены и все ходил, шатаясь, по дому и говорил, икая: «Я выпи-и-ил немного, но чувствую себя у-у-ужасно стра-а-анно». Я хорошенько ткнула его в спину моим зонтиком, когда он оказался возле меня, и это отрезвило его на то время, пока гроб с телом еще не вынесли из дома… Молодой Джонни Бут должен был вчера жениться, но не смог — взял и подхватил где-то свинку. Но чего же еще ожидать от мужчины?

— Но каким образом он мог бы избежать заражения, бедняга?

— Будь я Кейт Стернс, я сказала бы этому «бедняге» все, что я о нем думаю, поверьте мне! Не знаю, каким образом он мог бы уберечься от свинки, но знаю, что свадебный ужин был готов и что все испортится, прежде чем он выздоровеет. Такой убыток! Ему следовало переболеть свинкой в детстве.

— Полно, полно, Корнелия! Вам не кажется, что вы немного неразумны в своих упреках?

Мисс Корнелия явно сочла ниже своего достоинства реагировать на подобный вопрос и вместо ответа обратилась к Сюзан Бейкер, сурового вида добросердечной пожилой незамужней особе из Глена, которая была взята в маленький домик на несколько недель в качестве служанки. Сюзан ходила домой в деревню — навестить больную родственницу.

— Как там сегодня бедная старая тетушка Мэнди? — спросила мисс Корнелия.

Сюзан вздохнула:

— Плохо… очень плохо, Корнелия. Боюсь, скоро она, бедняжка, будет на небесах!

— Не может быть, чтобы дело обстояло так уж плохо! — сочувственно воскликнула мисс Корнелия.

Капитан Джим и Гилберт переглянулись. Затем оба вдруг встали и вышли на крыльцо.

— Бывают случаи, — заметил капитан Джим между приступами смеха, — когда грешно не смеяться. О, эти две замечательные женщины!

В начале июня, когда песчаные дюны превратились в пунцовое великолепие цветущего шиповника, а Глен св. Марии утопал в яблоневом цвету, в маленький домик прибыла Марилла с обитым волосяной тканью и украшенным узором из медных гвоздиков черным дорожным сундуком, полвека покоившимся на чердаке Зеленых Мезонинов. Сюзан Бейкер, которая после нескольких недель своего пребывания в маленьком домике боготворила «молодую миссис докторшу», как она называла Аню, со слепой страстью, в первое время поглядывала на Мариллу с ревнивой подозрительностью. Но так как та не пыталась вмешиваться в кухонные дела и не проявляла никакого желания отстранить Сюзан от ухода за молодой миссис докторшей, добрая служанка примирилась с ее присутствием и рассказывала своим близким подругам в деревне, что мисс Касберт — превосходная старая леди и знает свое место.