Черный Оборотень и другие ужасные истории - Ольга Дзюба

– В Лесу был? – перебил меня Сережка.

– Нет.

Я все еще никак не мог понять, что это с ним и почему так важно – был я в Лесу или нет?

– А Виола писала? – не унимался он.

– Нет. Да что случилось?!

– Не знаю, – признался он, и я вытаращился на него. Ничего себе, порядочки! Спрашивает, а сам не знает зачем.

– Колись, – сказал я. – Что случилось?

– Правда не знаю. Слушай, дай пожевать чего-нибудь, а то весь день не ел. Тут такое творится…

Я сделал ему огромный бутерброд, в который напихал все, что было в холодильнике, – и колбасу, и сыр, и майонез, и соленые огурцы, но в руки не дал:

– Сначала скажи, а потом жуй.

Сережка вздохнул, покосился на бутерброд, сел на табуретку и начал:

– Телевизор смотрел?

– Ну…

– Люди в коме, – пояснил он.

– Ну и что? – все еще не понимал я.

– Это Волки!

– С чего ты взял… – начал я, и тут до меня стало доходить – в самом деле, кома – это когда люди не могут проснуться!

– На перемене наша англичанка биологичке рассказывала, что в соседней школе у одной девочки отца увезли в больницу. Он утром не проснулся. Спит – и все.

Наша англичанка вообще-то работает в английской школе, а у нас она просто ведет уроки в нескольких классах. По совместительству. Значит, это в английской школе случилось…

– И говорит, что он совсем здоровый был.

– А как девочку зовут? – встревожился я.

– Да в том-то и дело, что она не сказала! Не буду же я подходить и спрашивать. Хотел пойти к той школе, повыяснять, а потом подумал – тебя в школе не было, вдруг ты тоже…

– Может, это еще не то?

– То, то, не сомневайся! С чего бы здоровый мужик в кому впал? Это только после травм бывает или после операции. А чтобы просто уснул и не проснулся…

Я кивнул, отдал бутерброд и пошел к компьютеру. Но от Виолы не было письма. И телефона ее я не знаю.

– А завтра в лагерь! – стукнул я кулаком по столу. – А у меня на телефоне Интернета нет!

– Звони мне, – предложил Сережка. – Оставь свой электронный адрес, а я к твоей почте подключусь, буду проверять.

Я дал ему свой адрес, пароль от почты, и Сережка помчался домой. А я до вечера – то есть до маминого прихода – торчал у компьютера. Но письма так и не было.

Потом пришла мама, стала собирать меня в лагерь. Складывала вещи, проверяла, все ли я запомнил, где что лежит, написала список лекарств и просила, чтобы я не бегал где попало, слушался вожатых, не ходил с мокрыми ногами, и прочее, и прочее. Я слушал вполуха: подумаешь, мокрые ноги! Да я сразу вылечусь от любой болячки!

Наконец, сборы были закончены, мама села на стул, посмотрела на туго набитый рюкзак и вздохнула:

– Вот и уезжаешь…

– Я ненадолго. И все будет хорошо, – пообещал я, но мама посмотрела так грустно, как будто не поверила.

В Лес я и сегодня не попал.

Утром проснулся рано и вдруг подумал, что больше никогда не попаду в Лес, и вообще, что я уже не Волк, раз Лес не пускает меня к себе. Почему-то я решил, что это Лес меня не пускает.

Потом попробовал поднять в воздух подушку, не прикасаясь к ней, и успокоился – способности остались: подушка зависла в метре над кроватью, и мама чуть было меня не застукала, когда она так висела.

– Иди завтракать, – весело сказала мама. – Сейчас поедешь. Автобус у кинотеатра в десять.

Я еще успел проверить почту – ничего! – и позвонил Сережке. Сказал, что все в порядке, пообещал звонить, как до лагеря доберусь. Если, конечно, там связь будет ловить.

Когда шел с рюкзаком к кинотеатру, немного волновался. Все-таки в первый раз еду один и так далеко и надолго. А когда подошел – удивился. Автобус уже ждал отъезжающих, около него стояла девушка – наверное, вожатая. А в автобусе было всего пять парней и одна девчонка. И ни одного родителя!

Надо же! Когда от нашей школы уходил автобус на экскурсию, и то некоторые родители провожали. А тут – в лагерь едут, и никого. Но вожатая сразу пояснила маме, что ребят забирают из разных районов и мы тоже поедем еще за одним мальчиком, а потом уже в лагерь. Мама записала телефон начальника лагеря, помахала мне рукой и пошла к метро. А я стал разглядывать ребят.

Все примерно моего возраста. Кто-то помладше, кто-то постарше. Только один – почти совсем взрослый. Девчонка сидела у окна, отвернувшись, и ее лица я почти не видел. Заметил только, что волосы светлые, немного пушистые, и веки красные. Может, она боится ехать и всю ночь ревела?

Я прошел на заднее сиденье, поставил рюкзак рядом. Мотор завелся, мы выехали на шоссе. Ехали долго, но что удивительно – никто из ребят не разговаривал. Обычно как бывает – знакомятся, подкалывают друг друга. А тут – тишина. И сидят все по одному, как будто им неинтересно, что за народ собрался. Ну и я навязываться никому не стану.

Остановились на большой площади, около автобусной остановки. Автобус открыл дверь, и по ступенькам поднялся… Витька!

Я обрадовался, встал и хотел пригласить его сесть рядом, но он только посмотрел на меня и сел далеко впереди.

Я ничего не понимал. Не мог же он забыть меня! Узнал, как пить дать! Но почему ничего не сказал? Кивнул хотя бы…

Мы свернули на шоссе, идущее сквозь лес, и помчались вперед. Мимо окон проносились елки и сосны, а я смотрел на Витькин затылок и не мог понять, что происходит. Ладно, дома мама не разрешала ему со мной общаться. Но здесь-то ее нет!

Мы ехали долго, но я не смотрел на дорогу. Теперь я жалел, что согласился поехать в этот лагерь. Представляю, какая у меня там будет жизнь!

Через час остановились у заправочной станции, и вожатая сказала, что мы можем выйти на несколько минут, размяться.

– Туалет в здании, – добавила она.

Скажи кто такое в нашем классе, парни ржали бы полчаса, а тут ничего, молча встали и вышли. Только девчонка осталась. Она все так же смотрела в окно.

Я вышел последним. На ступеньках постоял, огляделся и пошел к магазинчику купить газировки. У продавца не оказалось сдачи, и мне пришлось долго собирать мелочь по карманам. Не хватило рубля, я жалостно посмотрел на него – уж очень пить хотелось, и он неожиданно протянул мне бутылку. Наверное, решил не жмотиться из-за рубля. Возражать я не стал, сказал: «Спасибо» и помчался к автобусу.

Там уже все сидели, а вожатая стояла на ступеньках. Она увидела меня и крикнула:

– Женя, давай скорей, опаздываем!

Я вскочил в автобус и вдруг увидел, что девчонка у окна повернула голову и смотрит прямо на меня. И глаза у нее – фиолетовые! Я прямо обалдел, но она моргнула и отвернулась снова к окну.