Вся в белом - Мэри Хиггинс Кларк

— Когда речь заходит о том, что могло случиться с Амандой, я, как и любой зритель вашей программы, погружаюсь в область предположений, — ответил Уолтер. — Однако хочу сказать следующее — просто на тот случай, если моя дочь смотрит эту передачу. Прошу тебя, возвращайся домой, моя милая. Или просто позвони своей матери, чтобы она знала, что с тобой все в порядке. И если кто-то удерживает нашу дочь, прошу вас, мы сделаем все возможное, пойдем на любые расходы, чтобы вернуть ее.

Уолтер находился на грани слез, и Лори видела, что Алекс жалеет о том, что надо переходить к следующему вопросу. Продюсеру оставалось только надеяться на то, что из всех этих разговоров выйдет какой-то толк.

— Простите, что я поднимаю этот вопрос, — проговорил Бакли, — однако поскольку наше шоу связано с преступлениями и утратами, которые они производят в нашей жизни, стоит упомянуть о том, что после тридцати двух лет, проведенных в законном браке, вы развелись два года назад. Неужели именно исчезновение Аманды привело в конечном счете к расторжению вашего супружества?

Повернувшись к Сандре, Уолтер спросил с нервной улыбкой:

— Не ответишь?

Миссис Пирс решила ответить сама:

— Мы с Уолтером никогда не думали, что окажемся в числе разведенных пар. Мы не допускали подобной возможности. Люди пытались узнать у нас секрет столь долгого брака, и Уолтер отвечал им: «Мы не бросаем друг друга!» Однако, увы, исчезновение дочери изменило нас — и каждого по отдельности, и как пару. Пути наши в какой-то момент разошлись. Уолтер хотел вернуться… — нет, он нуждался в возвращении к прежней жизни. Ему приходилось руководить своей компанией, у нас оставались еще двое детей и внуки — словом, надо было жить дальше. Я попыталась сделать это ради Генри и Шарлотты, но поняла, что окаменела. Мне суждено пребывать в чистилище до тех пор, пока я не найду Аманду. И этот факт поставил над нашим супружеством знак вопроса.

— Уолтер, — негромко спросил Алекс, — не хотите ли вы что-то добавить к этим словам?

— Если вам случится дожить до наших лет, то память неминуемо подскажет вам темы для сожаления. В первую очередь я сожалею о том, что допустил, чтобы Сандра испытывала подобные чувства. Но правда состоит в том, что жизнь моя так и не стала прежней и не передвинулась к следующему этапу. Я так же, как и ты, Сандра, пребываю в неопределенности, но при этом еще и в одиночестве. — Пирс посмотрел на свою бывшую жену. — Потому что ты так и не поняла одну вещь: я не был сильным в нашей паре. Сильной была ты. И я не мог отправиться вместе с тобой в путь, чтобы искать и найти Аманду, потому что у меня не было для этого сил. Я боялся убедиться в том, что наша девочка и в самом деле мертва, и не мог примириться с той мыслью, что успел настолько надоесть ей, что из-за меня она отказалась от всей своей семьи. И поэтому я спрятался, зарылся носом в работу, изображая, что движусь вперед. Но я оставил свое убежище. Я здесь, вместе с тобой, Генри и Шарлоттой. И я готов узнать правду, куда бы она ни привела нас.

Лори дала знак операторам, чтобы они прекратили съемку, и в комнате стало совсем тихо. Заметив, что Уолтер вытирает слезинку, она отвернулась. Чувства Пирсов заслуживали уважения.

Это было минутой молчания по Аманде.

Вернувшись в свой номер, Лори обнаружила, что ее отец сидит на диване и смотрит кабельную программу новостей. Он немедленно выключил звук кнопкой на пульте управления, и Моран, сбросив туфли, уселась рядом с ним на диване.

— Зрелище было не из легких, — вздохнула она.

Они занимали номер со смежными комнатами, в каждой из которых было по две постели. Дверь между комнатами была открыта, и за ней был виден Тимми, занятый своей игровой приставкой.

Став свидетелями того неприкрытого горя, которое Сандра и Уолтер испытывали по своей пропавшей дочери, Лори могла только благословить судьбу за то, что ее отец всегда был рядом с ними.

Лео обнял ее за плечи.

— Не сомневаюсь в том, что тебе пришлось нелегко, но похоже, что у меня есть для тебя и добрые вести. Твой новый подозреваемый, этот человек с записи, может оказаться действительно интересным.

Лори пришлось подождать, пока ее отец поднялся и подошел к столу, стоявшему в углу комнаты.

— Помнишь, я говорил тебе, что этот практикант имеет одну судимость? — спросил он.

— Конечно, помню. Вроде как проигнорировал предписание суда. И что же он сделал? Отказался отвечать за нарушение ПДД?

— О, это было бы не так интересно, как то, что я тебе сейчас покажу! — И Фэрли с серьезным выражением на лице подал дочери бумажный скоросшиватель. — Начни с первого документа. Это и есть решение суда.

Шапка на первом листе гласила: «Защитное предписание». Оно было зарегистрировано истцами Патрисией Энн Мансон и Лукасом Мансоном против Джереми Кэрролла, ответчика. В первом параграфе суд признавал, что Кэрролл принес истцам «значительный эмоциональный ущерб и расстройство», неоднократно надоедая и докучая им, не имея на то «законной причины». Своим предписанием суд запрещал Кэрроллу приближаться к Мансонам ближе, чем на 840 футов[19], или преднамеренно вступать с ними в контакт и сообщаться с ними любым возможным способом.

— Постановление суда обвиняет его в преследовании, — проговорила Лори, продолжая перелистывать страницы. — Почему именно на восемь сотен и еще сорок футов? Какое-то странное число.

— Мансоны были его соседями. Я думаю, что расстояние это было отмерено от его двери до границы их участка. Суд не имеет права выселить его из собственного дома, — объяснил Лео.

Следующий документ представлял собой письменное показание Лукаса Мансона, в котором он под присягой подтверждал обвинения, ставшие основой обвинений в преследовании.

— Ничего себе, — проговорила Лори, — похоже, он полный псих! Не стоит удивляться, что некоторые из клиентов фотографа жаловались на его неумение соблюдать границы.

Она быстро прочла судебные документы. Показания Мансонов, людей уже разменявших седьмой десяток лет, гласили, что поначалу они одобряли попытки Кэрролла завести дружеские отношения. Он помогал им занести в дом покупки, а потом даже стал носить им по выходным свежие овощи с фермерского рынка. Но затем они заметили, что шторы на его окнах шевелятся, когда они подстригают лужайку или сидят на задней веранде, одновременно наслаждаясь коктейлем и закатом. Лукас был уверен в том, что дважды замечал между раздвинутых штор блеск объектива. Когда он спросил у Джереми, фотографирует ли он их, тот удалился внутрь дома и вернулся с полным снимков альбомом. Там было множество их фотографий: Патрисия ухаживает за кустами роз, Лукас жарит барбекю на заднем дворе, оба они смотрят телевизор на софе за открытым окном в гостиную… Лукас был настолько ошеломлен увиденным, что даже не знал, что сказать, и сразу ушел. Джереми воспринял отсутствие негативной реакции как одобрение и каждую субботу начал оставлять новые фото на их крыльце, создав целую пространную коллекцию из тех моментов, которые они считали своими личными. Последней соломинкой, заставившей Мансонов обратиться в суд, стало то, что Джереми начал называть их мамой и папой. Когда Лукас набрался храбрости и спросил о причине этого, Джереми ответил то, что он, мол, лишен своих биологических родителей.