Роза Версаля - Ольга Крючкова

– Насколько я понял, – продолжил он после паузы, – вы, Марк Иосифович, желаете взглянуть на камень?

– О, да! Если позволите. Более того, я смогу дать и предварительную оценку, ибо все необходимые инструменты при мне, – ювелир похлопал по небольшому саквояжу, стоявшему у него на коленях.

Глызин подошёл к висящей на стене картине и отодвинул её, обнажив находящийся за нею потайной сейф.

– О, вы слишком неосторожны, сударь! А если я – мошенник, назвавшийся именем известного московского ювелира? – резонно укорил купца Марк Иосифович.

– Шутить изволите? – усмехнулся Василий Иванович. – Этот сейф, да будет вам известно, изготовлен в Германии из лучшего металла и оснащён прочнейшим замком! Без шифра его ни за что не вскрыть! Разве что выломать стену, вынести сейф из дома и затем взорвать его в чистом поле. Но какая участь постигнет тогда содержимое сейфа, ха-ха?

Глызин повернулся к ювелиру спиной, загородив собой дверцу сейфа, и быстро набрал ведомую лишь ему комбинацию цифр. Раздался щелчок, дверца отворилась, купец извлёк из сейфа бриллиант.

– Вот он, красавец! – Василий Иванович трепетно положил камень на письменный стол.

Ювелир вскочил.

– Потрясающе! Потрясающе! – восторженно повторял он, глядя на камень. – Вы позволите достать инструмент? – кивнул ювелир на свой саквояж.

– Ну, разумеется! Иначе ради чего бы я стал показывать вам камень?

Марк Иосифович торопливо извлёк из саквояжа лупу-триплет[20] и начал со всей тщательностью изучать бриллиант.

– Изумительная насыщенность! В жизни не встречал ничего подобного! А какова огранка?! Великолепная работа! Старинная огранка… По всей вероятности, испанская… Под лупой чистый[21]… – комментировал свои умозаключения ювелир. Затем, измерив при помощи левериджа[22] камень со всех сторон, вынес свой вердикт: – Ну-с, Василий Иванович, поздравляю! Вы – владелец настоящей «Розы Версаля»! Подлинность камня бесспорна.

Глызин грузно опустился на стул.

– На-а-адо же… – протянул он.

– Моё предложение остаётся в силе: я готов приобрести у вас камень за сто тысяч рублей, – подытожил ювелир.

– Сто тысяч? – переспросил купец. – Не сердитесь, Марк Иосифович, но я должен сперва всё хорошенько обдумать…

– Конечно, конечно! Я не тороплю вас, сударь! Благодарю уже за то, что позволили прикоснуться к легендарному камню! Не каждый день видишь бриллианты, которые держали когда-то в руках французский король и его фаворитка…

Перед уходом Марк Иосифович напомнил:

– Мой адрес указан в визитке. И позвольте, любезный Василий Иванович, всё-таки дать вам совет, ради которого я, собственно, и приехал: не храните столь драгоценную реликвию дома! Поместите бриллиант в банковское хранилище. Арендуйте, например, сейф у Петровского – его банк слывёт самым надёжным. Для домашнего сейфа это слишком дорогая вещица…

Аксельрод откланялся, оставив купца в полном смятении.

«А ведь ювелир прав! – задумался Глызин. – Бриллиант и впрямь лучше поместить в банк Петровского: после такой кощунственной огласки хранить его в кабинете безрассудно и небезопасно. Но вот продавать «Розу Версаля» я пока повременю. Надобно, пожалуй, выждать, чтобы потом продать бриллиант ещё дороже. Например, тысяч за сто пятьдесят!»

…Анастасия Николаевна из окна своей комнаты наблюдала, как дом покинул сначала известный ей ювелир, а вслед за ним со двора выехал и супруг в сопровождении дворецкого.

«Куда это, интересно, они отправились? – удивилась купчиха. – Василий же отродясь никуда с дворецким не ездил! И зачем приезжал владелец “Клеопатры?”»

И почти сразу премудрую женщину, словно молния, пронзила догадка: «Ювелир приезжал из-за бриллианта! Наверно, в цене не сговорились, и Василий на всякий случай решил камешек в банк свезти. Вот для безопасности и прихватил с собой дворецкого… Что ж, надо будет потом у дворецкого всё как следует выпытать…»

Василий Глызин поместил «Розу Версаля» на хранение в банк Петровского и, кажется, обрёл, наконец, душевное равновесие: драгоценный камешек предварительной стоимостью в сто тысяч рублей покоился теперь в надёжной сейфовой ячейке и, следовательно, находился в полной безопасности. Банк Петровского, оборудованный по последнему слову германской техники, можно было взять разве что штурмом, да и то если только с применением артиллерии.

Его встречи с баронессой фон Штейн продолжались. Вот и сейчас купец ехал по просохшей под скудным ещё солнцем дороге, ведущей в Измайлово.

Предвкушение плотских наслаждений доставляло Василию Ивановичу несказанное удовольствие. Что и говорить: баронесса была на редкость хороша – и внешне, и в любви. Да и умна к тому же! У Василия Ивановича всё более крепла мысль развестись с женой (оставив её, разумеется, без содержания), забрать дочь и… жениться на Матильде.

Безусловно, Глызин-старший предполагал недовольство брата по сему поводу, но ему и прежде-то было абсолютно безразлично мнение родственника, а уж в свете последних событий – тем более. При мыслях же об Анастасии Василий Иванович и вовсе приходил в состояние крайнего раздражения: «Это ж надо было так обмануться в жизни! Пригрел змею на груди! А она столько лет мне голову морочила – с братом родным спала! А если?.. – кольнула вдруг Василия нехорошая мысль. – А если Полина – дочь Ильи?»

Купец почувствовал, как неистово забилось сердце и застучала кровь в висках. Снова разболелась голова. Василий Иванович снял кашемировый шарф и ослабил галстук.

«Господи! Ну, надо ж было до такого додуматься?! – купец отдышался и попытался успокоиться. – Всё равно Полину жене не оставлю! Она мне – родная дочь, а все эти мои домыслы совершенно беспочвенны…»

Наконец, после длительной тряски по разбитой после зимы дороге, показалась усадьба баронессы фон Штейн.

«Кошечка моя… как ты там без меня? – тотчас забыл Василий Иванович обо всех своих терзаниях.

* * *

Матильда – кошечка, душечка или просто Матильдушка, – вот уже второй день ожидала приезда Василия Глызина с пребольшим нетерпением, время от времени перечитывая статью про «бриллиант маркизы». Нельзя сказать, чтобы она сильно соскучилась по любовнику (хотя сие состояние изображала всегда с превеликим мастерством): на этот раз её нетерпение подстегивало, скорее, острое любопытство.

Матильда не могла похвастаться, что слишком уж хорошо разбирается в драгоценных камнях, однако, будучи дамой весьма просвещённой, кое-что понимала. Во всяком случае, своему возлюбленному (и, по совокупности, подельнику) Сержу фон Нагелю она сообщила, что бриллиант с огранкой в виде розы действительно очень редкий и, вероятнее всего, имеет испанское происхождение. «Потому как именно в Испании в далёком Средневековье и придумали сию технику огранки, – поведала Матильда барону. – После чего, спустя какое-то время, её взяли на вооружение сначала ювелиры Франции, а затем уже и всей Европы».