Ковчег царя Айя. Роман-хроника - Валерий Воронин

Он отряхнул колени и побрел на поляну, где похоронили Джейн. Вскоре он нашел и Вильяма, молча раскладывающего на земле самоцветы.

– Мне не хватает камней, – сказал ему чужестранец, – я хочу выложить имя «Джейн» и обрамить его узорами.

– Да бери сколько хочешь, – разрешил ему Корень, – знать, только для сего дела самоцветы и пригодны.

Ему так стало приятно от сказанного, что даже решил бывшему узнику отдать все драгоценности, коли тот пожелает.

Но Вильям к богатству не стремился. Он взял ровно столько, сколько понадобилось для нового «мозаичного» полотна. Самоцветы стали для него лишь строительным материалом, иной ценности они не представляли. Василий пошел посмотреть на разложенные на земле камни и подивился тому, как много места они занимали. Если взять все сокровища из пещеры и ларя и попытаться составить еще одну мозаику, то она, пожалуй, половину поляны займет. Впрочем, надо ли к этому стремиться?

На следующий день Кореню вновь сделалось горько на душе, и он вновь пошел на то место, где каялся Кудеяр. «Помилуй мя, Боже», – разнеслось по лесу. Слова, обращенные к Богу, Корень произносил ясно и четко, стараясь вложить в каждое из них всю свою душу, дабы Господь поверил в искренность и правдивость молитвы грешника. А в сотне метров от Василия, у могилы Джейн, сидел Вильям с потухшими и ничего не выражающими глазами, он плакал, бормоча одно и то же: «Джейн, милая, прости меня».

С каждым днем Вильяму становилось все хуже и хуже. Он уже давно ничего не ел и почти не пил воды. Взгляд его сделался безумным, и, казалось, будто здравый смысл давно покинул несчастного. Все его действия, лишенные практического смысла, наводили на самые грустные размышления. Однажды Корень забрал Вильяма с собой и привел на место, где прежде каялся Кудеяр. Они вдвоем опустились на колени, и каждый на своем языке стал просить у Бога прощение за сотворенные грехи. В этот момент они казались друг другу братьями, любящими друг друга и желающими друг другу только добра.

Когда Вильям в сопровождении Кореня вернулся на поляну, где умерла Джейн, он ахнул от изумления. Земля, где прежде лежали, аккуратно выложенные в узоры, драгоценные камни, была взрыта. И самоцветы теперь валялись, разбросанные по всей поляне. От мозаики не осталось и следа.

– Это, наверное, олень, – предположил Корень, – не беда. Мы снова соберем камни, и ты сможешь выложить новый узор. Не беда.

Вильям погладил траву, где прежде лежали драгоценные камни, и плечи его затряслись от беззвучного рыдания. Не говоря ни слова, он оставил Кореня и побрел к могиле Джейн. Василий пошел за ним, не зная, как его утешить. В этот момент смысл жизни и для Вильяма, и для Кореня был навсегда утерян.

Вскоре чужестранец совсем слег. Его знобило, постоянно била лихорадка. А приступы сменялись ступором, и тогда он, с широко открытыми глазами, не мигая подолгу, смотрел в землю. Слез у него уже не осталось. Через несколько дней Вильям умер, успев попросить своего бывшего тюремщика похоронить себя рядом с Джейн. Василий Корень исполнил последнюю просьбу горемыки и выкопал яму возле холмика, к которому все последнее время припадал Вильям.

Все, мыс Айя исчерпал себя. Больше ничего не держало товарища Кудеяра в здешних местах. Он собрался и, в чем был, побрел по направлению к Балаклаве. Если бы Кудеяр увидел этого изможденного старика, то не сразу признал бы в нем того крепыша с неукротимой волей и крепким характером, коим он знал Кореня прежде.

Василий добрел до предместий Балаклавы и схоронился в пещере, которую однажды нашел, выискивая тайные места. Пещера оказалась очень узкой, и передвигаться в ней было чрезвычайно трудно. Но Корень решил провести остаток своих дней именно здесь. Дабы в неимоверных лишениях и постоянных молитвах закончить дни свои на Земле. Может быть, Господь, видя его собственные страдания, смилостивится над грешником и простит былые злодеяния? Почему Корень не последовал примеру Кудеяра и не ушел в монастырь? Возможно, считал, что не место злодею среди братии, а, может быть, он руководствовался иными причинами, не допустившими раскаявшегося разбойника в Божью обитель?

Почти два года прожил Корень в пещере. Здесь он ослеп, здесь потерял остатки здоровья. Он на ощупь выбирался на свет Божий и находил себе пропитание на день грядущий. Умудрялся даже собирать себе впрок ягоды и грибы. Пил из источника воду и на ощупь находил дорогу к узкой щели «своей» пещеры. Там, внутри ее, он и умер, однажды застряв между камнями. На помощь людей Корень не позвал.

С включенным фонариком Руданский легко нашел тропинку, показанную ему еще год назад Сашей Коридзе. Вскоре вместе с Аллой они вышли на грунтовку, ведущую на вершину мыса Айя. Кирилл шел не спеша, все время оглядываясь и сверяя свои ощущения с прошлогодними. Ночь скрывала лес по обе стороны дороги, но журналист хорошо знал – вскоре они выйдут на голый уступ мыса Айя, где сразу же откроется храм Духа Святого. Ступени, ведущие к нему, крест Анх на вершине, тени от колонн… Неужели все это он вновь увидит? Неужели ему дозволено вновь пройти через Врата? Фонарный луч высветил впереди голое пространство, и Руданский сообщил спутнице:

– Кажется, пришли.

Алла остановилась, словно бы испугавшись чего-то. Так что Кириллу пришлось взять ее за руку и потащить за собой: «Пошли, пошли!». Спутница сделала несколько неуверенных шагов и вдруг, указав рукой Руданскому куда-то в сторону, воскликнула:

– Смотри же!

Кирилл проследил направление ее руки и… увидел храм Духа Святого.

– Это тот самый храм… Я обещал тебя к нему отвести.

– Надо же… А я почему-то предполагала увидеть развалины. А он – как новый.

– Значит, мы прошли через Врата, – Руданский машинально взглянул на часы, – ровно 3! Впрочем, сейчас это уже никакого значения не имеет. – Теперь нас ждет с тобой самой главное…

Он подошел к первой ступени и начал медленно подниматься вверх, но вдруг остановился, будто что-то вспомнил, и повернул назад.

– Надо вначале молитву прочесть, – пояснил он Алле, – духу Святому, ты ее помнишь?

– Не всю, – созналась его спутница.

– Тогда я начну, а ты подхватывай, – сказал Руданский и тут же громко проговорил:

– Царю небесный, Утешителю Боже истины…

Когда молитва закончилась, Алла спросила у Кирилла:

– Скажи, пожалуйста, почему здесь так странно распространяется звук? Словно мы в наушниках: друг друга слышим, а больше ничего – ни ветра, ни сверчков, ни… Почему так? Или только у меня в ушах поставлен фильтр, а на самом деле все звуки какими были, такими и остались?

– Не знаю. В прошлом году я также почувствовал нечто подобное. Но потом привык. А в нынешнем воспринял «звукоизоляцию» уже как само собой разумеющееся.

Они поднялись по белым ступеням на небольшую площадку, представлявшую собой подножие храма. Руданский, по привычке, обошел храм, прикоснувшись рукой к каждой из его четырех колонн.